— У Вас двоится в глазах от страха! — воскликнул я.
— Будет двоиться, когда человек наскакивает на несколько таких дьяволов! — парировал он. — Если бы это двоилось! Но там было действительно два. Два тигра таились в траве и в кустах, так как даже собаки не лаяли, а сразу убежали, потому что тигры, наверное, начали подкрадываться к ним с разных сторон.
— Страшно, ой, страшно! — вздохнул другой «укротитель тигров», тревожно оглядываясь.
Я хотел высмеять его, но припоминал себе ту поляну, поросшую буро-желтой травой, золотые кусты дуба, какую-то затаенную тишину, ужасное скуление испуганных собак, чувство подкрадывающейся опасности, грозной, находящейся неизвестно с какой стороны, а также след хозяина и владыки леса, большой, как глубокая тарелка, украшенный, как рамкой, врезанными в землю отпечатками острых чудовищных когтей. Я припомнил себе это все и отказался от упреков своим товарищам, с которыми и я так быстро прибежал домой с охоты на тигров.
Я был очень злой и пристыженный, но несколько позже успокоил меня славный охотник и стрелок, директор Томского Политехнического института, профессор Н. И. Карташов, который рассказал мне, как сам убегал с подобной охоты.
И другие охотники подтвердили, что охота на этого ужасного хищника в густых кустах, где его никакое око не выследит, откуда он нападет, несомненно, и всегда, с результатом, хорошим для себя и плохим для охотника, наполняет тревогой самые смелые сердца. Только один человек говорил иначе, но о нем расскажу в другом месте.
Посетил я этой осенью Заливы Святой Ольги, Святого Владимира и Тетюхе. Это местности на побережье Тихого Океана, наиболее притягивающие капиталистов с точки зрения на самые большие месторождения железной руды, угля, меди и цинка. Перед японской войной и после нее развертывали там свою торговую компанию немцы, которые захватили бы эти богатства края, если бы не мировая война.
После этой войны наступила перемена: на побережье начали действовать японцы.
На Дальнем Востоке говорили иронически:
— Святая Ольга и Владимир прислали на помощь России против большевиков японцев!
Было это правдой, потому что Япония, лишенная больших запасов железной руды и нуждающаяся в этом сырье для своей промышленности и для военных целей, могла его найти только в Заливах Святой Ольги и Святого Владимира. Поэтому так долго японские войска и японские дипломаты сидели во Владивостоке и в Николаевске на Амуре, то сражаясь с бандами красных партизан, то ведя переговоры с атаманом Семеновым, противником Советов, то снова проводя конференции в Дарене и Чите с дипломатами Московского коммунистического Правительства.
Богатства эти были неисчерпаемыми, а качество руды самым лучшим. Металлургическая промышленность имела там среду деятельности, по меньшей мере, на сто пятьдесят лет вперед. За такой кусок стоило бороться, болтать и покрывать стыдом японский народ, как это делало современное правительство в Токио.
IX. Драма на реке Лесной
Путешествуя по Уссурийскому краю, побывал я не только в уединенных китайских или российских фанзах нелюдимов, разыскивающих таинственный женьшень и золото или охотящихся на соболей, куниц, оленей и медведей, но и большие поселения, чаще всего казаков или украинских крестьян, переселенных сюда с берегов Днестра. Поселения эти, поскольку они расположены вдалеке от железнодорожной линии, связывающей Владивосток с Хабаровском, представляли скопления людей, состоящие из десяти-пятидесяти хат, обычно разбросанных на большом пространстве, потому что расстояние между хатами является значительным.
В этих деревнях, затерянных в лесах и на берегах быстрых горных рек, жизнь течет совершенно иначе, чем в городах или даже в поселениях, более приближенных к железной дороге. Какие-то удивительные бытовые законы, своеобразная моральность и бесспорное влияние монгольских кочевников господствуют здесь, при полном отсутствии связывающих их правил.
На этой почве разыгрываются, порой, жизненные драмы, тяжкие и мрачные. Я оказался свидетелем одного такого случая, когда путешествовал верхом от станции Черниховской до берега Залива Тетюхе.
Тропинка бежала через лесные пространства и пересекала главный хребет Сихотэ-Алиня. В шестидесяти километрах от морского побережья догнал нас молодой казак. Служил он в пограничной страже в Маньчжурии, где в стычке с хунхузами получил пулю в грудь и, после госпиталя, получил четырехнедельный отпуск домой. Был он бледным и исхудавшим, в его широко открытых глазах поселилась постоянная тревога, его лихорадило, и харкал он кровью. Не сулила вовсе судьба долгой жизни этому молодому молчаливому казаку.