Губы у нее были шершавые и очень сухие. Такие шершавые и такие сухие, что потом захотелось потрогать их пальцами, проверить, точно ли они могли быть такими. Но он только провел рукой по ее спутанным волосам, отделил тонкую длинную прядку и захлестнул ее вокруг смуглой шеи. Глаза она так и не открыла.
Волохов отступил на шаг, повернулся и пошел к кораблю. За его спиной, не шевелясь, опустив руки и не открывая глаз, стояла Фират.
Солнце стало голубовато-серым и, не дойдя до горизонта, начало медленно растворяться в пепельном мареве, подымавшемся навстречу ему с поверхности остывающего к вечеру океана. Песок под ногами стал совсем темным. Фират сделала еще несколько шагов и остановилась. Нет, не может так быть, не должно так быть, просто невероятно, чтобы она этого не нашла…
Она опустилась на колени и принялась шарить рукой по влажному песку. Волны бесшумно подкрадывались и касались ее пальцев. Шаги она услышала, только когда они были уже совсем рядом. Тогда она подняла голову и увидела отца.
— Почему ты не вернулась в город? — спросил он.
Она только покачала головой. Острые крупные песчинки больно врезались в коленки.
— Этот, — отец указал на дюны, где днем возвышался матовый конус корабля, — этот улетел?
Фират только наклонила голову.
— Так что же?
Фират медленно встала.
— Зачем ты отпустил его, отец? — спросила она. — Как мог ты просто так отпустить его? Как ты, мудрый и опытный, ты, знающий все, не понял, что это был такой же человек, как ты и я? Мне легко было ошибиться, я так мало еще знаю. Я приняла его за разумного зверя, такого же, как все мои говорящие звери, да и сам он сказал, что не умеет… Он назвал это творить чудеса. Он сам сказал мне, что не умеет творить чудеса…
Фират заплакала.
— А потом он говорил мне о той планете, с которой он прилетел, но я не помню, совсем не помню, о чем же он говорил. Я все понимала тогда, но сейчас не помню ни единого слова. Когда я впервые увидела его, я обратилась к нему на языках десяти звезд, ни одного из них он не знал. Его корабль перестал повиноваться ему, и я подумала, что он просто не умеет заставить его слушаться. Я думала, что он ничего не может, а он просто ничего не хотел…
— Что же он может? — спросил осторожно отец.
Фират еще ниже опустила голову.
— А когда пришло время ему улетать, он наклонился надо мной, положил мне руки на плечи, и тогда солнце, наше маленькое белое солнце стало вдруг огромным и совсем золотым, словно собрало в себе все золото звезд, оно было таким жарким и нестерпимым, что зеленый песок пустыни стал тоже золотым, как цветы когоройни, покрывающие наши города, а далеко-далеко, по самому горизонту, поднялись невиданной высоты лиловые горы, легкие, как облака, с алыми сияющими вершинами. Золото не нашего солнца затопило пустыню, но былая зелень ее песков не исчезла, а собралась в одну огромную, неуловимо текущую реку, бесшумно впадающую в океан: зеленое светило, которого не было на небе, отражалось в этой реке. И не было в мире, во всем этом огромном мире ничего, что бы осталось прежним, отец!
— Что же было потом? — спросил он.
— Потом это солнце погасло, и наступила ночь…
Было уже совсем темно, и невидимые волны подбирались к ногам Фират. Начался прилив.
— Летим домой, — неожиданно мягко проговорил отец. — Летим.
— Нет, — сказала Фират. — Где-то здесь, на песке, он нарисовал мне, как найти его звезду. На песке, у самой воды.
Она протянула руку, и на ее ладошке вспыхнул неяркий зеленоватый светлячок. Она подула на него, чтобы ярче горел, и, подняв над головой свое маленькое чудо, пошла дальше по влажной дорожке гладкого песка, вылизанного приливом.
Юрий Ковалев
Уэллс в Петербурге и Петрограде
Интерес к России сопровождал Уэллса на протяжении почти всей его творческой жизни. Он возник, по-видимому, в 1905 году в связи с событиями первой русской революции. Знакомство с Горьким, которое состоялось в Америке в том же году, укрепило заинтересованность Уэллса в жизни и судьбе русского народа. Уэллс трижды приезжал в Россию. У него было множество русских друзей. Среди них крупнейшие советские писатели М. Горький, А. Толстой, К. Чуковский; ученые — И. П. Павлов, С. Ф. Ольденбург; советский посол в Англии И. М. Майский. Уэллс был женат на русской женщине — Марии Игнатьевне Закревской. Неудивительно, что среди героев Уэллса иногда попадаются русские, а действие некоторых его романов протекает в России.
Но важно, пожалуй, даже не это. История России двадцатого века — войны, разруха, голод, революционные битвы, строительство Советской власти, героический пафос пятилеток, борьба за построение социализма — все это были факторы, оказавшие самое прямое и непосредственное воздействие на творческое сознание Уэллса. Размышления о судьбах России и в связи с этим о судьбах человечества — постоянный мотив публицистики Уэллса 1920-1930-х годов.
В этой связи особый интерес представляет история поездок Уэллса в Россию, до сих пор должным образом не изученная.
Всех, кто сталкивался с Уэллсом во время его пребывания в России в 1920 году или читал его книгу «Россия во мгле», поражала, в первую очередь, острая наблюдательность писателя, его способность во многом верно оценивать необыкновенно сложные, запутанные обстоятельства трудной жизни молодой Советской республики. Многие подчеркивания и пометки, сделанные Лениным на английском экземпляре книги Уэллса, относятся именно к тем местам текста, в которых обнаруживается проницательность и справедливость суждений автора.
Однако титанические усилия, прилагаемые большевиками в их отчаянно трудной борьбе за построение нового Советского государства, невозможно было постичь с помощью одной только наблюдательности и проницательности. Тем более что в 1920 году Уэллс пробыл в России менее двух недель. Едва ли он сумел бы разглядеть и понять все то, что он увидел и понял, если бы не имел возможности сравнивать Россию 1920 года с Россией дореволюционной. В этом плаке весьма важной представляется короткая поездка, которую он совершил в 1914 году в самый канун первой мировой войны.
Уэллс приехал в Россию без какой бы то ни было миссии. Он мало встречался с русскими литераторами или общественными деятелями. Петербургские и московские газеты почти не откликнулись на визит знаменитого английского писателя, который к этому времени был уже широко известен в России. Русские читатели имели в своем распоряжении два собрания сочинений Уэллса, не считая многочисленных журнальных публикаций и отдельных книг.
Уэллс прибыл в Россию инкогнито. Он был гостем секретаря русского посольства в Лондоне Бенкендорфа, который пригласил писателя провести несколько дней в Петербурге и Москве. Уэллс предполагал придать своему визиту совершенно частный характер и тем самым избежать официальных встреч и газетных интервью. Это, однако, не вполне ему удалось.
На четвертый день пребывания Уэллса в Петербурге инкогнито его было раскрыто. Произошло это при довольно комических обстоятельствах. Узнав о приезде знаменитого писателя, репортеры петербургских газет отправились в английское посольство и потребовали, чтобы им сообщили, где остановился Уэллс. Сотрудники посольства охотно пошли навстречу прессе и дали адрес штабс-ротмистра П. П. Родзянко, в доме которого, по их словам, остановился именитый англичанин. К вечеру толпа репортеров вторглась в жилище штабсротмистра и набросилась на его английского гостя. Гость был любезен, скромен, охотно отвечал на вопросы. Было в его поведении что-то странное. Он, например, упорно не желал говорить о своих научно-фантастических романах и неукоснительно сводил интервью к вопросам охоты на хищных зверей.