— Товарищ главный инженер, — проговорил он, косясь на Батю, — тут вот из окна видно, как двигается скелет… В шестой лаборатории… — Что? — удивился Геворкян.
— В неурочное время работают, — продолжал вахтер, хорошо известный всему институту старик Панферыч. — В темноте сидят и этим самым скелетом занижаются.
Геворкян вышел из комнаты вслед за вахтером.
Они проходили по длинному и слабо освещенному коридору. Гулко разносилось по нему эхо, повторяя шарканье шагов и пыхтение Панферыча. Наконец у одного из окон Панферыч остановился.
Остановился и Геворкян.
Напротив была видна темная стена соседнего корпуса, расположенного совсем рядом. В больших квадратных окнах здания кое-где отражались звезды. По-видимому, начинала всходить луна, так как соседняя крыша уже серебрилась слабым, чуть розоватым светом. В одном из окон, внизу, было отчетливо видно зеленоватое фосфоресцирующее сияние. Черные сильно увеличенные тени иногда появлялись в окне и быстро исчезали.
Но не фосфоресцирующее сияние и не тени удивляли главинжа. Его поражало нечто другое. В глубине комнаты виднелся скелет, зеленый, светящийся.
Позвоночник, ряд ребер и маленький череп беспрерывно двигались. Особенно широкими пульсирующими движениями извивался позвоночник. Череп же через равные промежутки времени совершал однообразные повороты. Геворкяну показалось, что он видит даже оскал зубов.
— Что за чертовщина! Пойдем туда, — проговорил он.
Они почти бегом спустились по лестнице. Но ближайшая выходная дверь оказалась закрытой. Пришлось снова подыматься наверх, бежать по коридору и опять спускаться по другой лестнице.
Теперь им осталось пересечь большой институтский двор, чтобы обогнуть корпус, из которого они только что вышли. Вот уже и вход в лабораторию. Главинж резко дергает дверную ручку. Но дверь не подается: она закрыта на ключ!
Через несколько минут, когда на место происшествия прибыл начальник институтской охраны с ключами и Геворкяну наконец удалось проникнуть в закрытое помещение, в нем никого не оказалось.
ГЛАВА ВТОРАЯ
«ТРИ МУШКЕТЕРА»
Рано утром перед дверью в приемную главного инженера остановились трое.
— Ты начнешь, Ермолай? — спросил один из них.
— Нет уж! Идея в основном твоя, — ответил второй грубоватым баском, делая ударение на «о». — Как ты думаешь, Гога? — добавил он через некоторое время.
— Гм… гм… — произнес Гога, внимательно разглядывая потолок.
— Вот видишь, Сашенька! — радостно пробасил Ермолай. — Гога со мной согласен. Придется начинать тебе.
Затем все трое, один за другим, вошли в приемную и, стараясь не шуметь, уселись на диване.
«По ранжиру сидят», подумал, взглянув на них, ожидавший своей очереди начальник институтской охраны.
Действительно, самый высокий из друзей, Александр Корелин, юноша с голубыми мечтательными глазами, сидел с краю. Посредине находился Ермолай Богдыханов, широкоплечий и грузный, с лицом немного озорным и хитрым. Ниже всех ростом был Гога Шереметьев, юноша очень серьезный и сосредоточенный. Даже теперь, всего только рассматривая потолок, делал он это необычайно внимательно и с глубокомысленным видом.
Все трое были студентами машиностроительного института и недавно прибыли сюда на практику.
— Ну, как нравится вам у нас работать? — спросила секретарша, обращаясь к студентам.
— Ничего, спасибо, — ответил Корелин. — Мы очень довольны. Разве вот…
Корелин запнулся, так как из кабинета послышался голос главинжа. Геворкян, видно, с кем-то спорил и говорил так громко, таким тоном, что практикантам показалось, будто хозяин кабинета чем-то очень недоволен.
Встревоженные студенты переглянулись. Между тем секретарша продолжала сидеть совершенно спокойно, не обращая внимания на крики.
— Десять километров? Что?!. Ерунда!.. — несся из-за двери зычный голос руководителя института. — Воз-вр-р-р-ратится!.. Что?… Возвр-р-р-ра-атится!..
— Скажите, пожалуйста… — осторожно спросил Корелин, обращаясь к секретарше, — скажите… что, главный инженер сегодня не в духе?
На лице секретарши появилось строгое выражение, говорившее одновременно о недоумении и легком пренебрежении к новым посетителям.
— Почему не в духе? — спокойно проговорила она. — Наоборот! Разве вы не слышите, как он бодро разговаривает!