Сейчас, когда я вам все это объясняю, вы, наверно, понимаете все хорошо, а вот каково мне было в свое время, когда я слушал Петю!..
Двое из присутствующих в комнате облегченно вздохнули.
— Я тогда не понимал, — продолжал лейтенант, — зачем он мне все это рассказывает! А потом вдруг говорит мне: «Ты помнишь, конечно, не совсем обычный взрыв, от которого у нас лопнуло несколько плафонов и притом определенной формы, а окна остались целыми? Помнишь, я тебе говорил, что тут заключается какая-то загадка, а ты тогда еще послал меня к чорту? Так вот, дело действительно получилось не совсем обычное. Тогда я еще ничего не понимал, но теперь могу тебе все объяснить. Наши плафоны лопнули не от взрывной волны, а именно от этого странного звука. И произошло это исключительно оттого, что их собственный звуковой резонанс близко совпал с характером этого звука».
«Ну, а твой профессор Богуцкий здесь при чем?» — нетерпеливо спрашиваю я.
«О Богуцком речь будет впереди, — говорит Петя. — Я слышал о нем очень давно, хотя в лицо никогда его раньше не видел. Это очень знающий и способный человек, но с некоторыми существенными недостатками. Он очень замкнутый и нелюдимый. Свою работу он ведет всегда как-то обособленно, все старается своими силами, редко к кому обращается за помощью. Видно, что большой индивидуалист. Вот и теперь. Но я уж лучше все расскажу по порядку.
Богуцкий и несколько работников его лаборатории остались в Ленинграде временно, как и мы. Они тоже слышали тогда сильный взрыв и обратили внимание на лопнувшие и у них в комнатах плафоны. Богуцкого это заинтересовало, поскольку его специальность — акустика и электроакустика. Ему было известно, что у нас в корпусе «Б», который он считал совершенно пустым, тоже были плафоны такой же формы. И вот, чтобы убедиться в своих предположениях, он пошел вечером в наш корпус, причем уверяет, что входная дверь была плохо закрыта, так что он совершенно свободно ее открыл».
В этом месте рассказа Петя стал улыбаться.
«В общем, ты его здорово напугал, — продолжает он. — Богуцкий от неожиданности побежал к выходу, не соображая даже, что делает. Пришел в себя только в парке и решил, что поступил по-мальчишески. На другой день я встретил его у разбитого самолета — я, конечно, не знал, что это он был у нас в помещении. А вечером он, проходя с товарищами мимо нашего корпуса, услышал передачу моих пластинок. Очень заинтересовался этим и остановился под окном, чтобы разобраться, в чем дело. Естественно, когда он увидел свет твоего фонарика, то предпочел тут же удалиться, чтобы не вступать в излишние объяснения».
«Странно, — замечаю я Пете, — что ты не нашел нужным все это мне сообщить раньше».
«Не мог, — отвечает Петя. — Дал слово. Слушай, что было дальше…»
А дальше было вот что. Через несколько дней Богуцкий повстречал Петю в парке.
«Правда ли, — спросил он, — что вы записываете звуки бомбежки на граммофонные пластинки?»
«Правда», отвечает Петя.
«Мне очень хотелось бы получить у вас одну пластинку, где запечатлен взрыв в виде длительного звука. Я, кажется, такую у вас слышал».
Ну, Петю, конечно, все это очень заинтересовало.
«Зачем, — говорит, — вам она нужна?»
Богуцкий начал вилять и отвечать что-то неопределенное. Пете же было жалко расставаться со своей пластинкой.
«Объясните, — говорит, — толком, а то не дам!»
Профессору после этого ничего не оставалось делать, как признаться ему во всем.
«И вот тут-то, — говорит Петя, — я и услышал поразительную вещь!»
Рассказчик замолчал и глубоко задумался, как бы собираясь с мыслями.
— В трех километрах от нас, — продолжал он через некоторое время, — по неустановленной причине взорвался небольшой склад с боеприпасами. Единственно, что стало известно, так это то, что находившиеся на складе снаряды взорвались не одновременно, а рвались с некоторой последовательностью, почему звук взрыва и получился в виде продолжительного гуденья.
Почему это произошло, тогда тоже не удалось выяснить. Может быть, повлияло как-нибудь взаимное расположение снарядов в различных помещениях или были другие причины, но только получился не общий взрыв, а ряд взрывов различной силы и характера, следующих один за другим почти непрерывно.