Косвенное объяснение этого имеется в службе 9 часа, в словах: «...Посреде двою разбойнику мерило праведное обретеся крест Твой; овому убо низводимому во ад тяготою хуления, другому же легчашуся от прегрешений к познанию богословия»... Иными словами, на Голгофе для двоих разбойников, а в жизни для каждого человека крест служит мерилом, как бы весами, его внутреннего состояния.
Одному разбойнику «...низводимому в ад тяготою хуления...», произнесенного им на Христа, он стал как бы коромыслом весов, склонившимся вниз под этой страшной тяжестью; другого же освобожденного покаянием и разрешенного словами Спасителя: «...Днесь со мною будеши в раю. (Лк. 23, 43), крест возносит в Царство Небесное.
От дней Голгофы и до второго Пришествия стоит Крест перед грешным человечеством как мерило праведное вере нашей. И, повторяем, для хулителей Крест есть низведение во ад, для тех же, кто с благоразумным разбойником повторяет (в той же службе) «...аще не бы Бог был воплощься, иже с нами распныйся, не бы солнце лучи свои потаило, ни же бы земля трепещущи тряслася, но вся терпя, помяни мя, Господи во Царствии Своем...» , для верующих Крест слава и утверждение — Символ Спасения и Искупления. Наравне с осьмиконечным Православная Церковь признает очертание креста четырех- и шестиконечного. Вместо Креста христиане пользовались символом рыбы. Рыба в разных начертаниях всегда означала одно греческое слово IXОVС. Это слово состоит из пяти заглавных букв слов Иисус Христос Оey Yoc Сотир, т.е. Иисус Христос Сын Божий Спаситель.
В ту же эпоху появились изображения — символы общеизвестных евангельских уподоблений Спасителя — Доброго Пастыря, Агнца, Лозы и некоторых других.
Не менее древним, несомненно христианским символом, мы можем считать символ св. Троицы, т.е. равносторонний треугольник с вершиной, обращенной вверх. Открытый глаз в треугольнике (рис. 2) — древнейший символ Бога иудеев.
Отметим еще символы человека, льва, тельца и орла, изображаемые обычно последовательно на иконах св. апостолов и евангелистов Матфея, Марка, Луки и Иоанна, соответствующих тем характерным чертам в земной жизни Спасителя, о которых по преимуществу говорит каждый евангелист, т.е. Его человеческой природе.
Царственности, Искупительней Жертве и природе Божественной.
Единственная звезда, допущенная в христианскую символику, — восьмиконечная (рис. 3). Само число восемь в нашей Церкви имеет значение будущего века, т.к. после шестидневного творения Богом мира и до Страшного суда длится Седьмой день Господень. После Страшного суда будет день восьмой — Жизнь Вечная.
Изображение восьмиконечной звезды используется в иконах Божией Матери (напр. Неопалимая Купина) и запрестольных иконах, самою своею формою символизируя ту звезду, которая вела волхвов на поклонение Христу Младенцу. В нашей церковной практике с двух сторон ее обычно пишутся образа: с одной стороны — Знамения Божией Матери, с другой — св. Николая Мирликийского, или, реже, того святого, в честь кого освящен храм, как наших путеводителей к Царству небесному. Круг — замкнутая линия: символ вечности (рис. 4), не имеющий собственно христианского происхождения, но признаваемый христианством. Так, в таинстве брака — венчании — надевают обручальные кольца в знак вечного значения таинства.
В ХV-ХVI веках символическими изображениями начали в России украшать внутренность храмов, хотя этот новый Обычай был встречен верующими с большой неприязнью. Особенно старались распространить это нововведение в Новгородской Руси, и, принимая во внимание появившуюся там около того времени ересь жидовствующих, задумаемся об источнике такого новшества. Не под влиянием ли близких к еретикам он возник?
Лабарум (рис .5) — символ, пришедший из Византии (древней Греции), обязан своим происхождением императору Константину, принявшему и утвердившему христианство.
Буквы Р-Х в круге символизируют Рождество Христово, греческие буквы альфа и омега переводятся как начало и конец. «Я есьм Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель» (Отк. Иоанна гл. 1, стр. 8).
Теперь переходим к разбору символов не христианских, но проникших в христианскую среду, которые собственно и являются темой нашего исследования. Еще раз подчеркнем, что символы, нами рассмотренные, единственные, из... (пропуск в книге)
Первым и главным не христианским символом мы должны считать звезду шестиконечную. Как отмечал Нилус в своей книге «Великое в (пропуск в книге) ...пересекающихся треугольников (рис. 6) или только пересекающихся треугольников, без круга (рис .7).
Нилус пишет; «...По Откровению, дьявол возомнил о себе, что он подобен Всевышнему (Ис. 14, 14). Каббалистическая тетраграмма (гексаграмма) или масонская «Соломонова печать» посему и изображает дьявола тоже равносторонний треугольником, равным первому, но только обращенным вершиною вниз, а не вверх, обозначая тем самым полную противоположность сатаны — Богу, не без свидетельства о том, что Божий противник низвергнут с неба. Начавшись, по Писанию, в некоторый определенный момент (по св. Писанию — во время совета Божия о создании человека с его великим предназначением), богоборчество дьявола устремилось в вечность. Масонская печать и гексаграмма каббалы это богоборчество графически изображают взаимопересечением равных треугольников, а извечность его — кругом.
Нижеприводимый символ (рис. 8) является разновидностью гексаграммы и значится как большая государственная печать всемирного масонства.
Эта печать раскрывает число 666. Тот век, о котором св. Писание и Предание свидетельствуют, как о веке, предшествовавшем веку отпадения Денницы Люцифера от Бога, цифровым начертанием своим логически должен иметь цифру 6. В треугольнике три угла. Три угла — три шестерки. 666 — число зверя. Но оно же и число человеческое (Откр. 13, 18) во-первых, потому что угол равностороннего треугольника 60°, а во-вторых, потому что оно будет в имени антихриста.
Прежде всего, нашему чувству христианина оскорбителен сам факт графического начертания сатанинского богоборчества, как равного символу Бога, хотя и во всем Ему противоположного. Тварь не бывает равной Творцу, и потому уже самое изображение этого гордеца сатаны, стремящегося уподобиться Богу, христианину неприемлемо.