Неважно, что в натуре делает Microsoft, чтоб нарубить капусты. Сегодня, она делает свои деньги чем‑то типа временного арбитража. "Арбитраж", в обычном значении, средство делать деньги, используя преимущество разницы цен между разными рынками. Другими словами, он пространственный и зависит от знания управляющим того, что происходит в разных местах в одно и то же время. Microsoft делает деньги, пользуясь преимуществом разницы цен технологий разных времен. Временной арбитраж, если можно так выразиться, зависит от знания управляющим, за какие технологии люди будут платить в следующем году, и как скоро впоследствии те же технологии станут свободными. Что у пространственного и временного арбитража общего, — оба зависят от того, чтобы арбитр был чрезвычайно хорошо осведомлен; с одной стороны о градиентах цен по пространству в этом времени, и с другой — о градиентах цен по времени в данном месте.
Так Apple/Microsoft дождем сыплют новые прибамбасы на своих пользователях почти ежедневно, в надежде, что устойчивый поток "типа технических новшеств", объединенных с лозунгом "Я хочу верить" — феномен, способный отвратить их клиентов от взглядов через дорогу на более дешевые и лучшие ОС, которые им доступны. Вопрос — имеет ли это смысл с долгим прицелом. Если Microsoft впала в зависимость от ОпСистем, как Apple — от аппаратных средств, тогда, они разведут целую ферму своих ОСей, и привяжут все свои новые приложения и технологии к ним. Поэтому их непрерывное выживание зависит от этих двух вещей: забацывание новых фишек в их ОСи, чтоб клиенты не переключились на более дешевые альтернативы, и поддержание имиджа, который, неким непостижимым образом, дает клиентам чувство, что они чего‑то имеют со своих денег.
Последнее — поистине странный и интересный культурный феномен.
Интерфейсная культура
Несколько лет назад я зашел в продовольственный магазин, где и стал свидетелем следующей живописной живой картины около входа молодая пара стояла перед большим стендом косметики. Мужчина без энтузиазма держал торговую корзину, пока его дама выгребала упаковки пузырьков с гримом со стенда и ссыпала их в нее. С тех пор я всегда думал о том человеке, как об олицетворении интересной человеческой тенденции нас не только не бесит до ослепления искусственный имидж, но мы любим его. Мы практически настаиваем на этом. Мы сгораем от желания быть дополненными в нашем собственном ослеплении, чтобы уплатить деньги за поездку в тематический парк, проголосовать за парня, который, очевидно, лжет нам, или стоять там, держа корзину, которая заполняется косметикой.
Недавно я побывал в Disney World, точнее, в той его части, что называется Волшебное Королевство, прогулки по Главной Улице США. Это совершенно пряничный, маленький Викторианский городок, который кончается в замке Диснея. Он очень людный (городок Замок — недоумение перев.); мы больше тусовались, чем прогуливались. Непосредственно передо мной человек с видеокамерой. Это была одна из камер новой породы, где, вместо пристального наблюдения через видоискатель, вы внимательно всматриваетесь в плоскую панель цветного экрана, размером с игральную карту, которая передает живой телеобзор, независимо от того, что там такого наблюдает камера. Он держал фишку близко к лицу, так, что она ограничивала его обзор. Вместо того, чтоб смотреть в натуре на реальный маленький городок, этот чел уплатил деньги, чтобы увидеть что‑то типа маленького городка (это юмор — прим. перев. Смеяться после слова табуретка); вместо того, чтоб смотреть невооруженным глазом, он уткнулся в свой телевизор.
И, вместо того, чтоб остаться дома и почитать книжку, я наблюдал за ним (особенности стилистики автора сохранены. Предположительно, он наблюдал за тем человеком с камерой, а не за домом — прим. перев. Замечание специально для сишных критиков).