На основании анализа детства Гитлера я сделала следующие выводы:
1. Самый страшный преступник «всех времен и народов» был в детстве обычным ребенком.
2. Эмоциональное восприятие ситуации, сложившейся в детстве человека, совершившего тягчайшие преступления, и сострадание к несчастному ребенку отнюдь не исключает трезвой, критической оценки преступлений, совершенных этим человеком в зрелом возрасте (это относится и к Алоизу, и к Адольфу).
3. В основе репрессивной политики лежат воспоминания правителя об унижениях, перенесенных в детстве, сохранившиеся в подсознании.
4. Сознательное восприятие на эмоциональном уровне перенесенных унижений может скорее избавить человека от неудержимого стремления причинять боль другим, проще говоря, от садистских наклонностей, чем вытеснение этих переживаний в подсознание.
5. Ни заповедь, предписывающая нам почитать отца своего и мать свою, ни «черная педагогика», требующая непременно щадить родителей, совершенно не учитывают решающих факторов, способных определить всю дальнейшую судьбу ребенка.
6. Взрослый человек сможет разобраться в себе самом, только поняв истинные причины своего душевного состояния. Возмущение, обвинение других и испытываемое чувство вины не помогут ему в этом.
7. Подлинное понимание на эмоциональном уровне не имеет никакого отношения к сентиментальному сочувствию, которое не позволяет проникнуть в душу человека.
8. То обстоятельство, что определенное явление или представление, выступающее в качестве причины некоторого психического состояния, оказывается повсеместно распространенным, не освобождает нас от изучения этого явления. Наоборот, его широкая распространенность говорит о том, что изучать его нужно, поскольку оно касается или может коснуться всех нас.
9. Ощущать ненависть на эмоциональном уровне — не то же, что и открыто выражать ее и вымещать на других людях. В первом случае речь идет о психическом переживании, во втором — о действии, которое может стоить жизни другим. Там, где путь к эмоциональному ощущению ненависти закрыт запретами в духе «черной педагогики» или потребностями родителей, там дело обязательно дойдет до ее открытого выражения. При этом разрушительные действия человека могут быть направлены как на других людей (пример Гитлера), так и на самого себя (пример Кристианы Ф.)
Впрочем, часто случается так, что эти действия направлены и внутрь своего Я, и вовне: именно такова структура деструктивной деятельности большинства преступников. Это мне хотелось бы продемонстрировать на примере Юргена Барча.
Юрген Брач: когда конец становится началом осознания жизни
Как бы ни был виновен человек, все равно это не дает ответа на вопрос, который всегда останется открытым: «Почему вообще на свете есть такие люди? Неужели большинство из них родились именно такими? Господи, чем же они провинились еще до своего рождения?»
Вступление
Люди, слепо верящие статистическим данным и делающие на этом основании психологические выводы, наверняка сочтут бессмысленным мое стремление понять чувства Кристианы и Адольфа. Им сначала нужно с помощью статистических выкладок доказать, что обращение с детьми сказывается на статистике убийств, совершенных позднее уже взрослыми людьми. Но сделать это невозможно по следующим причинам:
1. Насилие над детьми совершается, в основном, за закрытыми дверьми, и потому остается незамеченным. Ребенок сам предпочитает никому ничего не рассказывать о нем, и горький опыт вытесняется в подсознание.
2. Даже при наличии многочисленных показаний свидетелей найдутся люди, утверждающие прямо противоположное. Кроме того, можно приписать информации, предоставленной свидетелями, прямо противоположный смысл, который будет идеализировать родителей. (Как мы помним, Етцингер, ничтоже сумняшеся, оспаривал достоверность сведений о том, что Гитлера жестоко избивали.)
3. Ни криминалисты, ни психологи не усматривают взаимосвязи между жестоким обращением с детьми и свершенными позднее убийствами. Поэтому очень редко предпринимаются попытки статистического анализа этих явлений. Впрочем, иногда такие исследования все же проводятся. Но даже если их результаты подтверждают мои утверждения, я все равно не считаю количественные показатели информативными. Ведь важно содержание конкретных понятий. Количественные характеристики не помогут, если сами ответы опрошенных или не позволяют сделать никаких выводов (например, «безоблачное детство»), или расплывчаты и многозначны («познала родительскую любовь»), или весьма туманны («отец был суров, но справедлив»), или даже содержат очевидные противоречия («меня любили и баловали»). Таким образом установить правду почти невозможно. Поэтому я хочу пойти другим путем. Не использование якобы объективных данных статистики, а попытка представить ситуацию субъективно, с точки зрения жертвы (насколько мне, конечно, позволит моя чуткость) — вот мой метод, которым я уже пользовалась в главе о Гитлере. При этом я обнаружила поразительное сочетание любви и ненависти; недостаток уважения и интереса к независимому от потребностей родителей единственному и неповторимому существу, манипулирование им, ограничение его свобод, унижение и надругательство над ним, — с одной стороны, и непрерывные ласки и нежности — с другой. Правда, последнее имело место в тех случаях, когда ребенок подсознательно воспринимался, как часть собственного Я. К данному выводу я пришла чисто практически, используя минимум теоретических выкладок. Поэтому даже любой непрофессионал способен противопоставить моим заключениям собственные аргументы. Напомню, что работники юстиции (в том числе и судьи) и работники исправительных учреждений, как правило, не психологи-профессионалы.