— Речка, тата, бежит и дальше? — спросил Тодорка.
— И дальше. Километров через двести отсюда по ней уже ходят пароходы, на ее берегах стоят целые города...
Лошадь, словно почувствовав близость конца пути, вдруг побежала, колеса забренчали, фляга застучала, и Тодорка невольно уцепился за телегу.
Деревня, где жила бабка Авдуля, приближалась. Однако прошло еще немало времени, пока они свернули в улицу.
Под вечер, после отдыха, незнакомые мальчики повели Тодорку купаться. Пришли на широкий песчаный плес, где было много детей. Стоял смех, гомон, слышался плеск воды. На берегу ребята постарше играли в футбол. А перед ними текла река, кое-где у берегов заросшая лозняками. Меж кустов виднелись на привязи лодки и челны.
— Это место мелкое, — сказали мальчики Тодорке. — Раздевайся, и мы вместе с тобой. А потом пойдем к бабушке кушать яичницу.
Разделся Тодорка, забрался в воду и начал бултыхаться. Ляжет на живот и, упершись руками в дно, долго бьет по воде ногами.
И тогда верится ему, что он настоящий пловец, один из тех пловцов, которых на реке было немало. Вспоминались слова отца. Очевидно, это далеко — двести километров, где уже плывут по Добасне пароходы.
Переправа
1
Майор Плещевеня шепотом отдал батальону приказ подготовиться к переправе. Он первый взошел на плот, укрытый в заливе еще со вчерашнего вечера. За ним двинулся и батальон. Солдаты по одному, по два взбирались на плот. При звездном свете майор, стоявший сбоку, чем-то недовольный, пропуская мимо себя бойцов, видел вблизи хмурые, заросшие и такие же недовольные лица. И вдруг кто-то сорвался в воду. Звонкий всплеск, и невольное «ах!» — от неожиданности. В воде, рядом с плотом, человек заболтал ногами и, вытянув вверх руки, держал над собой самое ценное — оружие. Плещевеня узнал комсорга Николая Забиллу. И оттого, что в воде оказался комсорг — его первый помощник, Плещевене сделалось обидно.
— Ложись! — приказал майор и протянулся на досках.
Все пехотинцы легли на плоту, и только комсорг неподвижно стоял в воде с вытянутыми вверх руками, в которых сжимал автомат.
С шелестом и с каким-то странным шипением взвились над рекой две желтые ракеты, осветившие все вокруг, и сразу же затрещал пулемет. Майор видел частые зеленые вспышки из ствола и старался как можно точнее запомнить то место, где стоял пулемет. Забилла боялся пошевелиться и все больше бледнел. Под желтым светом ракет его лицо с широко раскрытыми глазами казалось зеленым. Он стоял в таком месте, где заросли тростника расступились, и был отличной мишенью. Ракеты погасли, а пулемет не умолкал, и Забилла догадался, что под треск выстрелов удобнее всего выбраться из воды. Нащупывая дно, он приблизился к плоту и начал взбираться. Плещевеня, оглянувшись, удовлетворенно хмыкнул.
Загремели артиллерийские залпы. Майор Плещевеня нервно кусал губы; боевая, очень рискованная и ответственная операция с самого начала складывалась неудачно, и все из-за какого-то, даже не очень сильного всплеска воды.
Стояла теплая весенняя ночь, такая же, как и все другие ночи на фронте. Но для Плещевени она была особенная: батальон первый должен был форсировать реку, выбить врага с западного берега и закрепиться на нем.
Батальон — так значилось в штабах полка и дивизии. На самом деле это были его остатки — не более полусотни бойцов. Добрая половина солдат была из пополнения, с остальными Плещевеня прошел трудный боевой путь от Курской дуги. Комсорг Забилла прислан в батальон насколько дней назад и впервые участвовал в серьезном деле.
Наконец пулемет умолк. Однако Плещевеня не подавал голоса, и бойцы не поднимались. На том берегу опять запрыгал синий огонек и снова затахало. Послышались выстрелы, и еще раз засветились ракеты.
Река молчаливо несла свои воды. Она в этом месте была неширокая, всего каких-нибудь сто пятьдесят метров. Плещевеня знал, что километрах в двух отсюда на берегу остались трупы наших бойцов, пытавшихся днем с ходу взять водную преграду. Это произошло сутки назад, и за это время гитлеровцы, несомненно, хорошо укрепились, подтянули резервы. Трудными стали теперь эти сто пятьдесят метров!
А позади, когда затихли выстрелы, Плещевеня уловил знакомый гомон ночных птиц на плавнях.
Кому и что делать после переправы, было давно распределено, но теперь тот берег казался майору недостижимым. Он испугался этого своего настроения, но берег, с которого только что строчил пулемет и взлетали в небо ракеты, теперь вызывал в душе чувство неоправданного самопожертвования. Плещевеня сжал кулаки, и глаза его в темноте вспыхнули упрямыми огоньками; он боролся с собой, со своею слабостью, которая начинала закрадываться в душу. Он делал все, чтобы вернуть недавнюю уверенность, потому что от нее зависела победа.