Выбрать главу

В многослойной картине творчества А. А. Григорьева с отчетливостью вырисовывается еще одна весьма существенная особенность, к которой хотелось бы специально привлечь внимание читателей. Суть ее в том, что в григорьевской школе не только ученик, а точнее сказать коллега-последователь мог многому научиться у мэтра. Андрей Александрович тоже учился, сотрудничая, а подчас и достаточно резко споря со своими сотрудниками. И, несмотря на вспыльчивый характер, признавался в неправоте, если убеждался в справедливости критических высказываний, убеждался – и менял свои суждения. Так он реагировал, в частности, на критический разбор его взглядов Д. Л. Армандом (см. ниже очерк «Воздушные пути григорьевских идей»).

Этими чертами григорьевской школы, на мой взгляд, определялись многие особенности научной жизни нашего Института при Григорьеве, сохранялись они и позже. Могу свидетельствовать – именно таков был стиль горячих дискуссий на заседаниях Ученого совета Института в 1960-е годы и позже. Я хорошо помню, например, столкновение взглядов «эолистов и акваистов» на происхождение рельефа пустынь – Б. А. Федоровича и А. С. Кесь с одной стороны и СЮ. Геллера и В. Н. Кунина с другой. Убедительнейшие аргументы выдвигались этими яркими людьми, выдающимися знатоками Средней и Центральной Азии. Мне казалось – примирить их невозможно. Но вот в дискуссию вступали Э. М. Мурзаев и И. П. Герасимов. И я понимал – простого ответа «или – или» быть не может. Проблема сложна и нужно общими усилиями приближаться к ее разрешению, принимая во внимание правоту и эолистов, и акваистов в отдельных конкретных ситуациях.

А каково будущее не только стиля школы, но самих идей Андрея Александровича? Отчасти на этот вопрос отвечает список лауреатов премии имени Григорьева. Она присуждалась шесть раз. Четырежды – сотрудникам нашего Института. Вот список лауреатов:

 2009. Владимир Михайлович Котляков и Анна Игоревна Комарова. За книгу «География: понятия и термины. Пятиязычный академический словарь».

Фотография 1950-х годов.

 2006. Викторов Алексей Сергеевич. За монографию «Основные проблемы математической морфологии ландшафта».

 2003. Арманд Алексей Давидович. За монографию «Эксперимент «Гея». Проблема живой земли».

 2001. Гросвальд Михаил Григорьевич. За монографию «Евразийские гидросферные катастрофы и оледенение Арктики».

 1997. Величко Андрей Алексеевич. За серию работ по эволюционной географии.

 1995. Будыко Михаил Иванович. За монографию «Эволюция биосферы».

Мы видим – премия действует. Сквозная тема творчества Андрея Александровича, очевидно, развивается – ведь для географии она «вечная». В нашем Институте регулярно проводятся «Григорьевские чтения» – тематические заседания Ученого совета.

Может быть, григорьевское понятие «географическая оболочка» утратит свою актуальность. Может быть, неактуальными станут представления о «едином физико-географическом процессе». Важно другое – нам нужно заботиться о том, чтобы в Институте сохранился присущий григорьевской школе стиль отношений между коллегами. Он естественен для академического сообщества.

А. В. Дроздов

Воздушные григорьевских идей

«Это были воздушные пути, по которым, как поезда, ежедневно отходили… мысли… Это были пути, установленные на уровне, достаточном для прохождения всяческих границ…»

Б. Л. Пастернак, 1924

Какие бы не предлагались критерии для различения научных школ, важнейшими особенностями каждой школы, ее отличительными чертами – наряду с другими – будут всегда стиль мышления, присущий создателю школы, и характер его отношений с последователями и коллегами. И если первая особенность школы, как правило, достаточно отчетливо запечатлевается в письменных источниках, то о второй мы узнаем обычно из источников устных, причем не так уж и часто. Между тем, атмосфера общения внутри школы – вещь чрезвычайно важная. По влиянию на распространение идей школы, очевидно, не менее важная, чем роль опубликованных текстов.