Через несколько минут Аня снова шла через двор. Если она не найдет девочку в ближайших кварталах — остается одно: идти в милицию.
По улице, пряча мокрые лица в воротники пальто, торопливо шли люди. Они спешили домой, где их ждали дети. И вдруг Аня поняла, что никогда в жизни не обретет спокойствия, случись что-нибудь с маленькой озорной девчонкой, которая именно сейчас казалась ей особенно родной.
Глава 25
КТО ВИНОВАТ?
Лишь только захлопнулась дверь за Аней, в коридоре снова собрались все жильцы. Вышел с карандашом в руках и Евгений Павлович Наливайко.
Августа Яковлевна рассказала о том, что сообщили Ане Бобро с сыном.
— Какой характер, а! — вырвалось у Ольги Эрастовны. — И ничего не сказала…
— Гордая натура. — Это сказал Наливайко.
— А мы-то все на нее, малую! — всплеснула руками Мария Гавриловна. — Знают все эту Лерину мать. Еще в блокаду знаменитая. И дочь, поди, в нее.
Ольга Эрастовна запротестовала:
— Я, например, ничем не позволила себе обидеть ребенка. Ну, поговорила с ней…
— Чего там, — продолжала наступать Мария Гавриловна. — Все позволили. Полотер сломался — чужое взяла. Попало. Щенка покормить привела — ругают. Какая ей тут жизнь?
Ольга Эрастовна недоумевала:
— Так ведь вы же чашку свою жалели.
— Бог с ней, с чашкой. Беда какая!
— Как будто я беспокоилась о своем полотере?! Действительно!
У Евгения Павловича был несколько виноватый вид.
— Понятно, мы сгустили краски. Но эта история с кроватью… На нее следовало реагировать, хотя бы в воспитательных целях.
— Ах, прошу вас, оставьте, пожалуйста, кровать! — воскликнула Августа Яковлевна. — Она никому тут не нужна. Я бы только похвалила Жульетту.
Мария Гавриловна, видно, уже позабыла свой разговор с Тоней о розгах.
— Один ребенок в квартире был, — сказала она, — так и того довели… Пузыри пускала… Будто долго вытереть пол. А ей, может, радость.
— Боже мой! Да кто же к этому всерьез относился?
— Дело не в пузырях, — прервал жену Наливайко. — Ей нанесли оскорбление. Она, как умела, вступилась за свою честь и не захотела посвящать взрослых… А мы… — он замялся. — А мы не поняли, и вот…
— Такие чувства, — добавила Августа, — в человеке следует развивать, а не подавлять.
— Да кто же их подавлял?
Было похоже, что Ольга Эрастовна упреки принимала на свой счет.
В самый разгар возникшего стихийного объяснения в коридоре появился Кукс. Олег Оскарович вошел в квартиру, как всегда, с черного хода. На него не обратили внимания, но Кукс прислушался к разговору.
— Потерялась Тоня? — внятно спросил он. — Я ее видел!
— Когда?! — это вырвалось у всех сразу. Взоры обратились к Олегу Оскаровичу.
— Ну, так часа два назад… Нет, больше. Я вышел из гостиницы. Был у знакомого главного режиссера.
Как всегда уснащая речь ненужными подробностями, Кукс рассказал, как встретил на Невском Тоню, которая шла в сторону метро и вокзала с каким-то солидным человеком.
— И вы ее не остановили? — Августа Яковлевна посмотрела на Кукса через свой лорнет.
— Фантастически! Вы бы ее хоть окликнули, куда она? — Ольга Эрастовна так осуждающе глядела на сметчика-литератора, что тот даже растерялся.
— Видите ли… Во-первых, я торопился… А во-вторых, как предполагать… Такой солидный человек, с портфелем…
— Да мало ли подлецов всяких… Портфель, может, и нарочно. А то надо, и бороду приклеит. Заведет куда… Вон тут одну поймали…
— Навряд ли, чтобы по Невскому, — опроверг разошедшуюся Марию Гавриловну Наливайко.
— Возможно, кто-нибудь из школы, и она сейчас вернется, — высказала слабую надежду Августа. — Вы не ошиблись? Это точно она?
Олег Оскарович неуверенно пожал плечами:
— По-моему, это была Тоня.
— Нужно сообщить в милицию, чтобы дали сигнал по всем отделениям города, — у Наливайко был решительный вид. Он двинулся к телефону.
— Кроме милиции, — продолжал он, — необходимо навести справки в больницах… Обратиться в «скорую помощь».
— Фу ты! Типун на язык! — замахала рукой Мария Гавриловна.
— Я оптимистка. Все кончится хорошо, — было видно, что Августа Яковлевна успокаивала прежде всего себя.
И вдруг они услышали командный голос Кукса: