Голубовский поднялся с места и пошел к прилепившемуся у огня капитану-островитянину.
— Сводку, Саша. Вот с утра свезет, — он кивнул на меня.
— Возьми. — Закоченевшими пальцами Нагорник отстегнул ремешок сумки и вытащил из нее сложенный вдвое лист бумаги. — Все то же… Кладет и кладет… Пристрелялся, сволочь. Два звена днем. Понтон пробил. На другом — настил в щепки… Ничего, сейчас в порядке. Сделали. Фриц лег спать. А вообще-то сегодня с потерями… Двух увезли. Один на острове навсегда остался.
Медленно, с чуть плаксивой интонацией проговорив все это, Саша уселся у печурки. Стащил с головы шапку и положил ее на край штабного стола. Потом расстегнул ворот шинели и снова протянул руки к теплу, вдыхая его в себя и по-кошачьи жмурясь от удовольствия.
— Шапка на столе — в доме денег не будет, — бросил со своего места сидевший неподалеку от меня за калькой младший лейтенант Лютиков.
— Денег не будет? — не меняя позы, повторил Саша. — Зачем вам деньги, Лютиков?
— Как это зачем? А останусь жив?.. Я, например, на тот случай коплю. У нас в Воронеже деньги очень даже годились. В ресторане «Волна» антрекот можно было заказать. Вкуснятина!.. Водочки, жигулевского бутылочку… Да, если останусь жив…
— Вы, Лютиков, останетесь, — отозвалась с другого конца стола лейтенант Звонцова, женщина лет за тридцать, которую лейтенантом здесь никто не называл. — Хотите чаю, Саша? С сахаром?
— Надеетесь, откажусь? И не подумаю.
— Сиволобов, устрой капитану кружечку, и послаще! — крикнула Звонцова. Она взяла со стола пачку папирос «Беломор», которыми нас на третий год войны, к ее удовольствию, начал снабжать Военторг.
— Есть кружечку! — неохотно отозвался прижимистый связной, полагавший, что не следует поить чаем и вообще чем-либо угощать чужих, коими он считал всех, кто не состоял под его опекой. — А чей сахар давать, товарищ Нина Сергеевна?
— Мой возьми.
— Можно и ваш, — рассудительно согласился солдат. — Сделаем.
Где-то, по-видимому невдалеке, ухнул взрыв. Мигнул свет, и просыпалась земля за досками, которыми были обшиты стены блиндажа. Я стряхнул крупинки черного песка с газеты.
— Крепко дает, — сказал Саша. — Проснулся, значит. В нашей стороне бьет у острова.
Из ниши, где он обосновался с хозяйством, Сиволобов принес бывалый эмалированный чайник и поставил его на печурку.
— Враз согреется. Тут на донышке.
— Вот и останешься жить, Нина Сергеевна, — откликнулся на выстрел младший лейтенант. — Бац на блиндаж — и будь здоров, не кашляй. Не помогут и четыре наших наката… Зачем и деньги коплю. Фантастика!
— Правильно, Лютиков. Лучше пропей, — посоветовал Саша. — В Мелитополе, говорят, на базаре водка подешевела. Триста рублей пол-литра. Попроси кого-нибудь, привезут.
— У меня на полевой сберкнижке, — сухо бросил чертежник.
— Он вам пропьет, — со смешком отозвалась сидящая за «ундервудом» Оля. — Он и свою-то из доппайка продает другим.
— Оля, Оля!.. — тоном старшей остановила ее Нина Сергеевна.
— Извините, товарищ младший лейтенант. Шутка! — будто бы смутившись, но на самом деле совершенно безбоязненно воскликнула Оля.
Я давно заметил — пользуясь положением вольнонаемной, да еще всеобщей любимицы, юная машинистка позволяла себе подтрунивать над Лютиковым. Называла его «разлинованным» и вообще смеялась над рассудительностью младшего лейтенанта, к своему несчастью неравнодушного к хорошенькой Оле.
— Ничего. Деньги есть деньги, — считая, что он удачно парировал, хихикнул чертежник.
— Законов нет, чтоб быть тебе богатым! — продекламировал Саша, начиная приходить в себя и уже расстегнув шинель.
— Из кого это?
— Гамлет, принц датский, Лютиков.
— Я видела этот спектакль. В «Пассаже», — вздохнула Нина Сергеевна. — Очень хороший артист был принц Гамлет. Умница.
Я невольно взглянул в ее сторону. Ведь я тоже помнил этот спектакль. Знал и актера.
— Принц не подходит. Идеи не наши, — отрезал младший лейтенант.
И опять где-то ухнул взорвавшийся снаряд.
— По острову, собака. Точно, — заключил Нагорник, подняв голову и прислушиваясь, хотя слушать уже было нечего. — По нам, по нам. Чувствую…
— Может, и по вам, а может, и по другим, — отозвался молчавший до того капитан Потекян. Устроившись в дальнем углу блиндажа, под лампой с помятым школьным колпаком, капитан готовил отчет по строительству переправы.
Третий месяц Потекян — гражданский инженер, мобилизованный в начале войны, — строил на Сиваше мост, который и в мирных условиях построить было не просто.