Штурман Михаил Навроцкий на всем протяжении полета умело и хладнокровно руководил экипажем, помогал молодому летчику в управлении самолетом. При подлете к аэродрому он распорядился, чтобы летчик сел на левое командирское сиденье, сам сел на правое, при заходе на посадку выпустил шасси и щитки и помог второму пилоту благополучно посадить израненную машину.
Весь экипаж в полете вел себя исключительно мужественно, без паники, именно поэтому им удалось, благополучно вернуться, спасти жизнь тяжелораненых товарищей, сохранить боевую машину.
За подвиг, совершенный в этом полете, гвардии капитану Михаилу Карповичу Навроцкому было присвоено звание Героя Советского Союза. Командир экипажа гвардии капитан Иван Васильевич Кулаков был награжден орденом Красного Знамени, остальные члены экипажа – орденами.
В трудной ситуации оказался в эту ночь экипаж гвардии лейтенанта Александра Маркирьева. Его самолет пытались сбить два Ме-110. Но Маркирьева так просто не возьмешь! Экипаж у него был слетанный, организованный.
«Мессеры» атаковали его излюбленным методом – снизу с обоих бортов. Отражать такие атаки бомбардировщику почти невозможно: фюзеляж закрывает от обзора большую часть воздушного пространства под самолетом. На это гитлеровцы и рассчитывали, но просчитались. Маркирьев стал закладывать такие крены, что спрятаться под фюзеляж при заходе на очередную атаку немцам никак не удавалось. Заходя снизу, они снова и снова попадали под огонь пулеметов Ли-2. Воздушные стрелки доложили Маркирьеву, что патроны кончаются. Надо было выходить из боя. И, долго не раздумывая, когда гитлеровцы снова пошли в атаку, Маркирьев скомандовал: «Выпустить шасси, щитки. Винты – на малый шаг!» – и ввел самолет в крутое снижение. «Мессеры», проскочив мимо, потеряли его.
Домой Александр Маркирьев прилетел с загнутыми от чрезмерной перегрузки при выводе самолета из крутого снижения консолями крыльев. Зато экипаж остался целым и невредимым.
11 октября полк обеспечивал бомбардировочный удар по Тильзиту – железнодорожному узлу в Восточной Пруссии. Мы со штурманом полка гвардии майором Барабанщиковым полетели с экипажем Маркирьева как лидеры эшелона обеспечения бомбардировочного удара.
К сожалению, самолет Маркирьева оказался, как говорят летчики, «утюгом»: оба двигателя хотя и работали исправно, но тянули слабо, не давали нужных оборотов. Самолет летел на малой скорости, медленно набирал высоту, и мы опаздывали к началу прилета первых бомбардировщиков на цель, которую мы должны были зажечь и осветить САБ-100-55.
Уж на что был невозмутимым Барабанщиков, но и он вслед за мной начал нервничать. Александр Маркирьев решил нас успокоить:
– Товарищ командир, вы не волнуйтесь, прилетим вовремя. Мой «Иванушка», как норовистая лошадь – вначале брыкается, а потом как побежит – не удержать!
Хорошо, что его шутка частично оправдалась, и мы все же вовремя подошли к цели, но более чем на 3500 метров подняться не смогли. Так на этой высоте и полезли в огонь первых яростных орудийных залпов зенитной артиллерии и получили «полную порцию», какая достается бомбардировщику над хорошо прикрытой целью.
Надо было видеть, как умело, с большой выдержкой вел корабль Маркирьев. Он будто не обращал внимания на то, что творится вокруг, но видел все. Каждое движение его рук, каждый маневр самолетом точно отвечал на действия зениток и прожекторов. Если разрывы сна» рядов среднего калибра начинали приближаться спереди и рвались на уровне нашего самолета, он уменьшал скорость, стараясь не лезть в их гущу, терял высоту, чтобы находиться ниже слоя разрывов, но когда вспышки рвавшихся снарядов были рядом, резко нажимал ногой на педаль, давал полный газ, отжимал штурвал, огибал разрывы и снова ставил самолет на заданный курс. Но вот широкий серебристо-голубоватый сноп света внезапно обволакивает наш самолет, а вслед за ним как штыки пронзают металлическое тело машины добрый десяток прожекторов с тонкими и очень яркими лучами. Самое время резким маневром уклониться, скольжением вывести самолет из перекрестия прожекторов, но этого сделать нельзя: штурман начал прицеливание для сбрасывания зажигательных бомб. Нервы у всех на пределе. Только Василий Барабанщиков не шелохнется, склонившись над прицелом.
– Не болтайтесь! – требует он.
Самолет все сильнее и сильнее вздрагивает от рвущихся вблизи снарядов, иногда их осколки дробью бьют по обшивке, время тянется бесконечно долго. Наконец Барабанщиков распрямляется, закрывает слезящиеся глаза.
– Все, можно уходить в сторону.
И не успевает договорить эту короткую фразу– самолет резким разворотом с потерей высоты и скольжением выскакивает из сфокусированного на нем пучка лучей прожекторов.
Еще двадцать долгих минут мы кружим рядом с целью, управляем самолетами, освещающими цель, следим за результатами бомбардирования. Не один самолет после нас попадает в такую же переделку, в какой побывали мы, но все же им перепадает меньше – бомбардировщики делают свое дело умело, некоторые из них обрушивают на прожекторы и зенитные батареи большое количество малокалиберных бомб. На короткое время гаснут прожекторы, перестает стрелять артиллерия. Но вот через двадцать минут вспыхивает несколько фотобомб – это самолет гвардии капитана Дмитрия Кузнецова сфотографировал цель. Все отбомбились. Ложимся на обратный курс.
Маркирьев показал себя в этом боевом вылете отличным летчиком. Через несколько дней он первым из молодых командиров кораблей был назначен на должность командира отряда.
В начале октября к нашему штабу полка в Ново-Вилейке подошел пожилой человек из местных жителей и, обратившись к часовому (он говорил по-русски, но с сильным акцентом), спросил, может ли он видеть командира.
Это был лесник Михаил Томашевский из близлежащего лесничества. Он рассказал историю, очень заинтересовавшую нас.