- Да нет же, - не сдавался Ротанов, - то тетеринская физиономия блестит.
Правы были оба: в кузове находились летчики обеих эскадрилий.
Выбравшись из кабины, невозмутимый, как всегда, Хархалуп сразу же принялся выяснять "наличность" по тревоге. Срок явки еще не истек, машины с людьми продолжали подходить. Из нашей эскадрильи не было лишь младшего лейтенанта Иванова, но на это пока никто не обратил внимания.
Запыхавшись, прибежал из штаба Дубинин, скороговоркой объяснил задачу: рассредоточить самолеты и ждать дальнейших распоряжений. Первая часть задачи была уже выполнена, оставалось лишь ждать распоряжений.
Ждать - для летчиков дело привычное. Если учесть, что на это занятие в период пребывания на аэродроме у нас уходило примерно девяносто процентов времени, можно себе представить, какими поистине неисчерпаемыми возможностями поострословить мы обладали. Материал для этого всегда был в избытке, особенно в такие дни, как сегодня.
Еще не умолк смех после очередного анекдота Крейнина, как наше внимание переключилось на два бешено мчащихся фаэтона. Лошади галопом неслись наперегонки прямо через аэродром. Седоков различить пока не удавалось.
- Давай, жми на всю железку! - азартно гикая, кричал Паскеев. - Ставлю на гнедого.
- Наддай, наддай, еще разок! - вторил ему Яковлев. - Я - на серого.
Кучера, работая хлыстами, старались на славу. Примерно на середине аэродрома серая лошадь вырвалась вперед. Кучер в красной рубахе, погоняя в нашу сторону, старался закрепить победу.
Заметно отстав, второй фаэтон прекратил состязание и повернул на стоянку в другой угол аэродрома.
Мы с интересом следили за подъезжающими: кто же явился таким способом по тревоге?
Маленький бородатый молдаванин красиво остановил свою лошадь как раз напротив стоянки.
Зажав в зубах папиросы, закинув ногу на ногу, на кожаном сиденье важно восседали Сдобников и Иванов. Щедро одарив польщенного кучера, прибывшие поздоровались с нами с гордым видом победителей.
- Кого же так лихо обогнали? - полюбопытствовали мы.
- "Скоростников" из первой - Дьяченко и Миронова.
- Молодцы, знай наших! - похвалил Паскеев.
- Дельные наездники из вас выйдут, - раздался чуть хрипловатый голос; мы узнали его сразу и притихли, ожидая, чем все кончится.
- Лихо подкатили, с шиком...
- Опаздывали, товарищ майор. - Сдобников виновато посмотрел на начальника штаба.
В наступившей тишине слышно было, как тяжело отдуваясь, фыркала лошадь. Матвеев подошел к ней, похлопал по мокрым бокам.
- Ну вот что, срочно доставьте инженера полка. Он сейчас у Куриллова на вынужденной посадке. Ясно?
- Ясно, товарищ майор.
- Разумеется, за ваш счет. За нарушение правил движения по аэродрому. Ясно?
- Ясно, товарищ майор! - обрадованно козырнули они.
- А вы, - обернулся он к нам, - быстренько по своим самолетам, будем смотреть материальную часть. - И, поманив пальцем лейтенанта Тетерина, Матвеев уточнил: - Они из вашего звена?
- Мои... - без особого энтузиазма ответил тот.
- Вот видишь, а еще на нас обижался. Неважнецкая дисциплинка-то в звене.
- Смирно! - вдруг истошно закричал дежурный по стоянке техник Коротков. Он прозевал прибытие начальника штаба и теперь неуклюже подбежал к майору с рапортом.
- Ну, что за рапорт! - недовольно поморщился Матвеев. - Дайте, команду "вольно". А этот, - он указал на растерянного техника звена, - тоже ваш?
На круглом лице Тетерина выступили багровые пятна. Он молчал.
- Чтоб таких докладов перед членами комиссии не было. Всем ясно?
- Будет исправлено, товарищ майор, - ответил подошедший Дубинин.
Я смотрел на высокого, широкоплечего начальника штаба. Майор не терпел подхалимов, ему не по душе были и те, кто свою работу строил по голой букве устава. Энергичный по натуре, он решал все вопросы с ходу, не откладывая их в долгий ящик. К летчикам он относился с любовью, знал всех наперечет.
Как-то мне срочно понадобилось съездить домой. Если добираться до станции, где я жил, поездом, нужно потратить больше трех часов. Командир эскадрильи Жизневский даже слышать об этом не хотел. А майор Матвеев тут же разрешил взять "У-2", и к вечеру я уже прилетел обратно.
Стрелки часов подходили к одиннадцати; отбоя всё не давали. Солнце припекало. Готовые к осмотру чистенькие раскапоченные моторы дышали жаром.
Члены комиссии - приземистый инженер третьего ранга и старший политрук в надвинутой на лоб фуражке - ходили от самолета к самолету. Лицо инженера казалось хмурым и недоверчивым. Подойдя к самолету Яковлева, он не поленился залезть в кабину, заглянуть за бронеспинку.
- Пока неплохо, - с трудом выбравшись оттуда, заключил он. - Ага, мотор только что заменили. Нуте-ка, опробуйте, техник.
Пока Шевчук прогонял мотор на всех режимах, а инженер удовлетворенно кивал головой, старший политрук подошел к нашему самолету. Он был невысок, коренаст; из-под густых черных бровей располагающе смотрели его быстрые глаза. Беседовал он с нами непринужденно, даже шутливо. Нас удивила его осведомленность обо всех делах экипажа.
Когда старший политрук и Богаткин отошли посмотреть приспособление для быстрого снятия самолетных чехлов, я спросил Грачева:
- Кто это?
- Погребной. Мой дивизионный начальник. - Увидев мое удивление, он пояснил: - Помощник начальника политотдела по комсомолу.
- Тогда все ясно, - протянул я, смеясь, - то-то ты около него вьюном крутишься.
- Перестань подковыривать. Он за летчиков горой, понял? - И подтолкнул меня: - Иди, встречай военинженера третьего ранга.
Инженер выслушал рапорт, придирчиво осмотрел внешний вид "чайки", подергал лопасти винта и предложил Богаткину:
- А не проверить ли шасси?
- Разрешите поднять самолет на козелки? - с готовностью спросил техник.
- Да, пожалуй!
Военинженер сам залез в кабину, сам несколько раз убирал и выпускал шасси. Они действовали безукоризненно.
- Давно технарите? - спросил он Богаткина.
- Восьмой год, товарищ инженер, солдатом еще привык к самолету.
- Оно и видно. Хорошо. - Он что-то пометил в толстой тетради и обратился к старшему политруку: - Вы знаете, Михаил Акимович, похвально. Всюду чистота, порядок.
- Хорошие ребята, просто замечательные, - согласился тот.
Германошвили похвастал:
Наш самолет дефект не может быть.
- Верно, самолет без дефектов, а вот вы почему без комбинезона?
- Чистый машина, комбинезон грязный - нехорошо. После стирки сохнет.
Через неделю на утреннем построении старший лейтенант Дубинин зачитал приказ по дивизии и вручил младшему воентехнику Богаткину именные часы. Богаткин тут же перед строем вытянул из кармана огромные кировские часы на бронзовой цепочке и передал их Германошвили.
- Носи на здоровье, душа любезный. Заслужил... - Хотел, видно, еще что-то сказать, но напряженный голос дрогнул, и он только рукой махнул.
Раздались дружные аплодисменты. К технику и оружейнику потянулись с рукопожатиями.
* * *
Зарницы военных гроз уже поблескивали у советских границ.
Командование полка делало все, чтобы повысить боевую готовность, быстро перевооружиться на новые истребители. Даже штаб полка из города перебрался на аэродром, в казарму.
После весенней зачетной сессии летных дней прибавилось. Нередко полеты проводили в две смены. От зари до зари над аэродромом висело пыльное облако, своеобразный ориентир. Вскоре к нему присоединилась бурая пыль от грейдеров и тракторов, разворотивших восточную окраину аэродрома. Саперы навалили здесь кучи гравия, песку и приступили к строительству шоссейной дороги. Поговаривали, что построят бетонированную полосу. Степные вихри перекатывались по аэродрому, высоко закручивали столбы пыли, гнали их на самолеты, на людей. Наша одежда пропиталась потом и пылью. Пыль впивалась в кожу, скрипела на зубах.
Мы с надеждой посматривали на кучевые облака, висевшие над холмами. Иногда они собирались вместе, принимали угрожающий вид и, ко всеобщему удовольствию, разражались освежающей влагой. Но дождей выпадало все меньше. Наступало жаркое южное лето. Лица у всех стали бронзовыми от загара. Руки почернели. Мы напрасно искали спасения от зноя, - куцая, короткая тень самолета не укрывала: спрячешь голову - ноги торчат на солнце, туловище в тени - голову припекает. И потому полеты для нас были отдыхом.