«Я все-таки верю…»
Читатели, очевидно, уже успели убедиться, что авторы не пытаются идеализировать своего героя, преувеличивать его заслуги.
Да, он нередко совершал ошибки, поступал необдуманно, и это ему временами дорого обходилось.
Результатом неосмотрительности, спешки, излишней порой самоуверенности стали его аварии в Екатеринославе и Ростове-на-Дону.
Стремясь «подогреть» интерес петербургских зрителей, Уточкин весной 1912 года задумал осуществить взлет с воды. Заказал на заводе Щетинина поплавки и полозья, поставил их вместо колес на свой «Фарман-IV». Но пилот имел весьма туманные представления об устройстве гидросамолетов, специфике управления ими. Пробный полет должен был состояться 13 мая 1912 года над Невой, возле Стрелки Елагина острова — места вечерних прогулок петербуржцев. Уточкин уселся в свой новоиспеченный «гидросамолет» и стал с большой скоростью гонять его по реке, но взлететь не смог. Проб перед этим он не делал, так как перестройка аэроплана закончилась… за несколько минут до показа. При очередном разбеге прямо по курсу аэроплана показалась лодка. Чтобы избежать столкновения, Сергей Исаевич свернул в сторону и потерпел новую аварию…
К сожалению, некоторые свои публичные заявления Сергей Исаевич не смог подкрепить делами. Вспомним брошенную им осенью 1909 года при отбытии во Францию и тотчас подхваченную репортерами фразу «Ждите Уточкина с неба!» Но два аэроплана, которые он вскоре построил, не взлетели… Только третий оказался удачным.
«О „Фармане“ он на мой вопрос ответил лишь одним словом: „Курица“», — писал осенью 1909 года корреспондент журнала «Аэро и автомобильная жизнь», беседовавший с Уточкиным. Эта пренебрежительная характеристика оказалась напрасной, ведь в течение двух последующих лет пилот летал в основном только на «Фармане» и на машине, построенной по типу «Фармана». Именно эта «курица» и принесла ему авиаторские лавры.
Мгновенно подхватили газетчики и фразу, оброненную Сергеем Исаевичем июльским утром 1911 года на старте грандиозного по тем временам перелета Петербург — Москва: «Еду чай пить в Москву!»
Но не до чая было пилоту, когда он полетел… Соревнования, в которых участвовало одиннадцать самолетов, были организованы из рук вон плохо. Маршрут недостаточно оснастили наземными знаками для ориентировки с воздуха, метеорологические условия сложились неблагоприятно. Далекие от совершенства, хрупкие аэропланы не выдерживали борьбы с непогодой, моторы то и дело выходили из строя.
Под Новгородом, близ Крестцов, Уточкин потерпел тяжелую аварию. Результаты этого падения — перелом ноги и ключицы, вывих коленной чашечки, тяжелые ушибы грудной клетки и головы.
Крепкий, закаленный многолетними физическими упражнениями организм Уточкина справился с телесным недугом после падения под Новгородом, как справился с тяжелой раной от ножа черносотенца в 1905 году.
Да, снова зажили его телесные раны. Но душевного надлома, вызванного личной трагедией, он не осилил… Жена, которую Сергей Исаевич беззаветно любил, оставила его, ушла к финансисту и заводчику Артуру Анатре.
Об этом тяжелом периоде в жизни пилота вспоминал Иван Заикин:
«В Одессе Сергей Исаевич пришел ко мне изможденный, нервный. Я любил его за энергию, за смелость в полетах. Это был один из первых соколов нашей русской авиации. Теперь он был слабым физически и душевно человеком…
— Да, Ваня, авиация требует больших капиталов и государственного масштаба, — сказал он. — Частным предпринимателям в ней не должно быть места. А мы с тобой даже не предприниматели, ибо мы — нищие, всего лишь проповедники авиации за свой риск, за свою совесть. Как умели, так и послужили мы благородному делу — внедрению в русскую жизнь авиации. И вот за это мне, нищему и бездомному, — Уточкин печально усмехнулся, — город Одесса дает обед, комнату. Прежние друзья не желают встречаться со мной. Кажется, пошел бы и бросился в море и тем бы дело и кончилось, но я этого не смогу сделать. Я уеду в Петербург, может быть, там пригожусь для любимого дела. Прощай, Ваня! Может быть, и не увидимся.
— Прощай, Сережа!
Мы крепко обнялись и поцеловались».[71]
Верный своей беспокойной натуре, Сергей Исаевич все еще пытается «бодриться» — продолжает гастрольные поездки, строит моноплан типа «Блерио», в конструкцию которого внес ряд изменений — уменьшил площадь крыла, обеспечил более надежное крепление мотора. На этом аппарате совершает серию полетов, развивая скорость свыше ста километров в час — довольно большую по тому времени… И все же неустроенность личной жизни, отсутствие средств, перенапряжение последних лет, многочисленные травмы — все это не могло не сказаться. Появились тяжелейшие головные боли. Борясь с ними, Уточкин стал злоупотреблять сильнодействующими лекарствами. Это привело к серьезному психическому заболеванию. В середине июля 1913 года Сергей Исаевич попал в психиатрическую больницу.