— Ах, это ты негодник целоваться вздумал, — посмеялась сама над собой.
Посмотрела на чем лежу. Под моей головой оказался засохший клевер, а лошади его ой как любят. Я взяла его в руки и отдала коню.
— Держи, жених! Полакомься.
Огляделась по сторонам. Никого. Поправила платье и вышла из конюшни. Солнце уже было в зените. Вот это я спать! Терем ночью казался не таким большим. Сейчас же, при свете солнца он предстал во всей красе. Резные ставни, занавески в цветочек, рядом с теремом стояла банька и столярная мастерская. Решила пойти поискать Саньку. Первым делом заглянула в мастерскую. За столом стоял Фома рубанком строгал брусок дерева.
— Доброго утра, — кротко сказала я.
— О! Проснулась девица красная. Долго же ты спала, — сказал задорно Фома.
— А Санька, где? — кротко спросила я.
— В лес пошел.
— Ой! А вдруг он заблудиться, — взволновалась я.
— Так он с клубком пошел, — удивлённый моей глупостью Фома аж отвлекся.
— А Иван, где?
— Послал его за винтами.
— Может и мне чем помочь?
Оглядел меня Фома и брови сдвинул. Видать не понравились ему мои слова.
— Негоже это бабе в столярное дело лезть... — покачал головой Фома, — иди вон лучше в терем, Маньке моей помоги.
Я побрела в дом. Скромно зашла в него. На первом этаже располагалась большая кухня и комната с кроватью. Зажиточные видимо. Со второго этажа спустилась женщина лет сорока. Приятная полнота ее только красила. Платок на голове белый, расписной, второй синий был накинут на плечи. Юбка темно-синего цвета с белым орнаментом и белоснежная рубашка. Она недоверчиво меня оглядела.
— Ты что ль Маруська? — спросила она.
— Я, — кротко ответила.
— Ну, а я Мария Тихоновна. Что делать умеешь? — я молча пожала плечами, — бездельниц не жалую.
— Вы мне простую работу дайте, все выполню.
Мария Тихоновна подошла и стала разглядывать мою одежду.
— Ты смотри, неряха какая....
— Долго в пути мы. Постирать не когда было.
— Вон корыто в углу, там же колотушки и терка. Воду в колодце возьмешь. Есть, что одеть то хоть?
— Есть...
— Чистое? — пристально посмотрела на меня Мария.
— Чистое!
— Вон, комнату вам с муженьком приготовила. Вы же повенчанные? — строго посмотрела на меня Мария.
— Да, — от страха сказала я.
— Иди, переодевайся. А я тебе еще вещей принесу, постираешь со своими. И мужа своего вещи возьми.
Так не привычно... Ну что бы не шокировать Марию Тихоновну своими нравами лучше сказать, что Санька мой муж...
Я переоделась и вышла с грязными вещами в руках.
— Баааа, — протянула Мария, — чистое, то чистое, да какое мятое. Непутевая! Как замуж-то тебя взяли. Иди обратно передавайся. Я рубель принесу.
Ох, злыдня какая... А мне с ней жить еще два дня. Надо было весь день проспать. Пошла снова переоделась.
Вышла, а на столе уже лежала куча одежды и рубель.
— Это все на глажку! А я в огород пошла, — цыкнула хозяйка.
Как же тяжело было быть женщиной на Руси. Я накручивала одежду на скалку и крутила ее рубелем, раскатывала и так часа два. Теперь одежду точно надо было стирать. Я так пропотела, что и сказать стыдно. Прогладила еще и Санькину одежду. Смотрю в окно, а там друг на телеге возвращается. Я выбежала во двор и кинулась к нему.
— Сань, а Сань. Может черт с ними... пойдем пешком, — заныла я.
— Ты чего?! А Яга, а гуси-лебеди?
— Я здесь быстрее скопычусь!
— Марусь, ну два денечка потерпи.
— Два с половиной, — надула я щеки и скрестила руки.
— Ты одежи мужу новые принесла? — крикнула мне Мария с крыльца.
— Она меня со свету сживет, — растеряно сказала я Саньке.
— Не драматизируй, — постучал мне по плечу друг.
— Давай одежду свою... — буркнула я, — сейчас стирать буду....
Санька пошел в терем, я проводила его в комнату.
— Мне перед тобой раздеваться, что ли? — смутился друг.
— Да. Я сказала Марии Тихоновне, что мы повенчаны, — я повернулась к нему спиной.
— Чего ты сказала? — взвизгнул Санька.
— Ты что орешь?! — цыкнула, — Ну, а как по-другому... Нельзя на Руси не повенчанным в одной комнате спать. А я на перинку хочу, — надула губы я.
— Так сказала бы брат. Ну или я бы в конюшне спал, а ты в тереме.
— Ой... И правда... Я что-то не подумала... Ну все уже! Что сказала, то сказала. Теперь мы муж и жена. Переоделся? — повернулась я и поняла, что рано и снова отвернулась, вся красная как рак варёный.
— Ну ты даешь... — протянул Санька, — держи, — отдал мне он одежду.
Я не поворачиваясь вышла из комнаты. Руки ломило, а от понимания, что мне еще воду таскать и стирать, становилось дурно. Санька пошел в мастерскую, а вскоре снова отправился в лес.