Об этом я прекрасно знал, потому что сам был в том полуразрушенном МИКе и тоже писал репортаж с "кладбища" Бурана. Признаться, и у меня было желание отколупнуть что-нибудь от "героя" на память, да как-то не случилось. Челнок тогда вытащили из-под обломков ангара и поставили рядом на площадке – обдирай не хочу. Жуткое зрелище – ободранный, словно раздетый до гола, заброшенный, позабытый символ СССР, тлен советской эпохи.
– Где вы хранили свои реликвии, Вениамин Петрович?– спросил я, что по выражению лица Коли ему не понравилось. Он следователь, а я так, для общего фона. Потому и ответил Мигрень за Веню:
-В оружейном сейфе, вместе с патронами.
-Вы охотник? – не удержался я. Сам недавно купил итальянскую вертикалку, но убивать животных не собираюсь, просто люблю оружие.
Веня махнул рукой:
-Какой там. От отца двустволка осталась, я из нее и не палил ни разу. Но охотничий билет есть, собираюсь уже несколько лет уток пострелять, патронов разных накупил. Да все не получается.
-А ключи от сейфа?
Опять ответил Коля:
-Вениамин Петрович хранил их в ящике письменного стола, а тот в свою очередь запирал на ключ, который держит в общей связке при себе. Так?
-Совершенно верно, – подтвердил Веня, демонстрируя объемную связку ключей с двумя пластмассовыми брелоками.
-Не тяжело?
-Что?
-Ну такую железную вязанку постоянно носить.
-А, нет, не тяжело. Привык на студии железо таскать. Четверть века таскал.
-Вы держали коллекцию в отдельной коробке?
-Да, в пластмассовой, в Ашане купил.
-Что-нибудь еще было в коробке, ну помимо космических артефактов?
Мигрень щелкнул пальцами:
-Вот что значит моя школа. Правильные вопросы задашь, Сверло. Да только всё это уже я выяснил. Ничего кроме обломков, то есть артефактов, как ты образно выразился, там не было. Так?
Веня почесал нос, помял бело-желтые усы.
-Именно так я вам и говорил, Николай Карлович, а потом вспомнил, что в коробке еще лежала монета.
-Монета? – округлил глаза Мигрень и кивнул на бутылку. Веня тут же принялся "ухаживать". Коле-то было хоть бы что, а Саврасов заметно "поплыл", но говорил еще связно:
-Да, 2 копейки 1758 года, медный грош времен Елизаветы Петровны. Я нашел монетку на даче, на дороге. Видно, купец какой-нибудь обронил. Я там перерыл потом всю окрестность, но больше ничего не попалось.
-Монета ценная, узнавали?
-Посмотрел, конечно, в интернете. Обычная монета, грошовая по тем и нынешним временам. На сайте за нее предлагают 300 рублей.
-Кто к вам недавно приходил? Друзья, знакомые.
Веня напряг лоб, будто ему задали вопрос про сингулярность Черной дыры. Морщины на его лбу были глубокими и напоминали окопы. Наконец, покрутив правый ус, сказал:
-В воскресенье трое друзей были. Двое с работы, оператор с инженером и старый школьный приятель Женя Курочкин. Мы с ним за одной партой много лет сидели.
-И что отмечали?
-День рождения комсомола, ха-ха,– рассмеялся невесело Веня. – Нам, любителям Бахуса, повода не надо.
Саврасов тяжело закашлялся, замахал рукой:
-Курить год назад бросил, а все как от лихорадки крутит.
-Бросать нельзя, нужно просто захотеть не курить, – нравоучительно сказал Коля.
Лицо Вени сделалось красным, апоплексическим. Он тяжело оперся о стол, попытался подняться, но не получилось. Обратно опустился на диван, поджал под себя ноги. Хлюпнул носом, плаксиво произнес:
-Помогите вернуть коллекцию, друзья, больше у меня в жизни ничего хорошего не осталось.
Веня повернулся на бок и почти сразу захрапел.
-Да-а,– покачал головой Мигрень. – Кажется, сегодня мы от потерпевшего ничего больше не добьемся.
Коля накрыл Саврасова покрывалом с другого дивана, подложил под голову подушку. Налил себе самогону, залпом выпил. Выдохнул: "Хорошее ракетное топливо. Да Сатурна долететь можно. Не тем Н-1 заправляли".
Мы вышли на лестничную площадку. Коля сразу закурил свою вонючую сигарету. Опомнившись, предложил мне. Но я также как и Веня отказался от сигарет несколько месяцев назад. Именно отказался, а не бросил. Здесь я с Колей согласен – бросать бессмысленно, нужно захотеть не курить. Я захотел, потому что от табака стало закладывать голову. Видимо, сосуды, а шутить с ним нельзя, так и до инсульта недалеко. Однако я не держал себя за горло, когда очень уж хотелось, брал сигарету, делал несколько затяжек. Сначала тянуло сильно, потом от таких затяжек стало становиться противно, а затем тяга заглохла. Я до сих пор не уверен, что отказался от табака навсегда, но в любом случае не курю. Главное, себя не насиловать, не запрещать себе что-либо в категоричной форме. Компромисс с самим с собой – решение многих, казалось бы нерешаемых задач.