Выбрать главу

«Всю нашу жизнь, с самого раннего детства, от нас требуют принадлежности чему-нибудь и, следовательно, быть похожими на других. Нас последовательно помещают в различные человеческие группы», — говорит Стив Адамс, герой романа «Переход через ли­нию» (1958). Своеобразный парадокс заключается в том, что при­надлежность к такого рода «коллективам» в буржуазном обществе не избавляет человека от чувства одиночества, но лишает индиви­дуальности, замыкая в изолированные клеточки общественного организма, разделенные прочными перегородками. Жертвуя мате­риальным благополучием, порывая с семьей, с устоявшимися при­вычками, человек бежит прочь от опостылевшей ему жизни и чаще всего попадает из одной клеточки в другую, иногда — на несколько ступенек ниже, и пополняет ряды бездомных клошаров. Среди этих бродяг — бывшие врачи и адвокаты, инженеры и нотариусы...

Люди ищут выход из гнетущего одиночества, стремясь к себе подобным, чтобы иметь возможность «почувствовать локоть других в толпе, чтобы видеть их, слышать хотя бы обрывки их разговоров на улице, в бистро, в лавке». Это желание сименоновского героя перекликается со страстным желанием затерянной на парижских улицах Терезы Дескейру в романе Ф. Мориака «Конец ночи»: «Не один час, не один день, но во все вечера жизни иметь возможность прислониться к чьему-то плечу.... каждую ночь и до смертной гра­ницы засыпать в верных объятиях, неужели это не дано большин­ству существ? »

Тему одиночества и соприкасающуюся с ней тему человеческой взаимопомощи, солидарности разрабатывали — каждый по-своему — многие французские писатели. Мы хорошо помним, например, «Ночной полет» или «Планету людей» А. Сент-Экзюпери. Когда один человек протягивает другому руку помощи, это не всегда бывает эффективно, ибо чаще всего нужны какие-то общие, упразд­няющие самые причины бед человеческих усилия, но всегда — пре­красно.

Сименон дает нам возможность прикоснуться к жизни самых низов общества, где порок и преступление подчас неотделимы от самых обыкновенных, привычных, повседневных дел, где нарушены, растоптаны все нравственные законы, откуда несчастному «малень­кому» человеку, кажется, уже никогда не подняться на поверх­ность. И все-таки во многих из этих униженных и оскорбленных, совершивших предательство и изменивших своему человеческому предназначению людей иногда еще горит слабый огонек человечно­сти. И если он есть, спасение возможно. Тогда еще можно сказать себе и другим: человек — высокое звание, и, как ни трудно, нужно стремиться стать им! В таких людях тлеет мечта, скорее — смутная догадка о том, что где-то есть другая, настоящая, богатая радо­стями и свершениями жизнь. Сименон верит в то, что даже опустив­шееся на самое дно человеческое существо может быть способно к обновлению, духовному очищению. Об этом, например, один из наиболее сильных его романов — «Грязь на снегу» (1947).

Вернемся, однако, к основным моментам жизненного пути пи­сателя. Годы войны Сименон со своей семьей провел на западе Франции, в районе Ла-Рошели, Здесь он оказывал посильную по­мощь беженцам из восточных районов страны, оккупированных фашистскими захватчиками.

В 1945 г. Сименон уехал в США, где провел около десяти лет. Посещение Америки давно входило в планы писателя, который хотел получить возможно более полное представление о современ­ной буржуазной цивилизации. Сименон объездил многие штаты, знакомясь с людьми, познавая местные нравы и обычаи. Он испы­тывает уважение к техническим достижениям американского народа, к лучшим явлениям его многообразной культуры, но писателя и здесь поражают страшные социальные контрасты, «потрясающая жестокость» повседневной жизни.

В Америке Сименон продолжает писать и романы цикла о Мегрэ, и свои «трудные» романы. В них прочно входит американ­ская тема. В этих «американских» романах он ставит те же насущ­ные для него проблемы, что и в произведениях на материале фран­цузской жизни. Они заслуживали бы специального разговора даже на страницах небольшой вступительной статьи, но мы ограничимся лишь несколькими краткими замечаниями.

Сименон обращается преимущественно к тому, что можно было бы назвать американской «глубинкой», где особенно рельефно про­ступают многие характерные черты американского образа жизни. Картины большого города появляются у него, пожалуй, только в романах «Мегрэ в Нью-Йорке» и «Три комнаты в Манхеттене» — о любви двух одиноких людей, затерянных среди «миллионов без­ликих существ» огромного города.