Однажды, по возвращении Маргарет из университета, Лора пережила нечто вроде приключения. Хотя дело кончилось самым безобидным и невинным образом, она тем не менее отказывалась забыть об этом; само воспоминание о случившемся доставляло ей удовольствие.
Она возвращалась из Нью-Йорка; в купе вагона напротив нее сидел молодой человек, с которым она разговорилась. Во время беседы Лора воображала, как она удирает от мужа с этим молодым человеком, и из-под опущенных ресниц пристально следила за его красивым, но немужественным лицом. Когда все остальные пассажиры в вагоне улеглись спать, она все еще продолжала разговор.
В беседе с молодым человеком Лора затронула некоторые мысли, вычитанные у Ибсена и Бернарда Шоу[41]. Она набралась смелости, пытаясь расшевелить молодого человека и заставить его сказать или сделать что-нибудь такое, что дало бы ей право вознегодовать. Между тем молодой человек слушал эту женщину средних лет, которая так смело говорила о том, чего он не понимал. Он знал только одного человека по имени Шоу, и тот был губернатором штата Айова[42]. Его поразило, что такой выдающийся член республиканской партии пишет книги, в которых высказываются столь смелые суждения. Он заговорил о прелестях рыбной ловли в Канаде и об оперетке, которую слушал в Нью-Йорке, а в одиннадцать часов зевнул и улегся спать, бормоча про себя: «И чего только эта баба от меня хочет?» Внезапно его осенило, и он засунул руку в карман, чтобы убедиться в целости часов и кошелька.
Прибыв домой, Лора Ормсби все еще продолжала лелеять воспоминание о беседе с молодым человеком. Она рисовала его себе романтичным и смелым, он был лучом света в жизни, казавшейся ей ужасно мрачной. За обедом она долго говорила о нем, наблюдая за выражением лица мужа, и описывала своего спутника самыми яркими красками.
— Это был чрезвычайно умный молодой человек, и мы до поздней ночи с ним проболтали.
Когда мать кончила говорить, Маргарет посмотрела на отца и сказала:
— Да пожалей же ты маму! Ведь здесь роман! Разве можно быть таким слепым? Мама хочет тебя испугать своим любовным приключением!
Глава III
Однажды вечером, спустя три недели после громкого процесса, Мак-Грегор долго бродил по улицам Чикаго, пытаясь мысленно распланировать свою жизнь. Он был сильно встревожен и смущен событиями, которые последовали за его яркой победой в зале суда, и более чем обеспокоен тем, что воображение не переставало рисовать ему Маргарет Ормсби в качестве жены. Он стал крупной силой в большом городе. В газетах стали появляться его портреты; Эндрю Лефингвелл, представитель владельца скандальных газет, посетил Мак-Грегора и обещал ему блестящую политическую карьеру, — конечно, за приличную мзду. Один знаменитый юрист-криминалист предложил ему работать с ним. Этот маленький человек с белоснежными зубами не требовал у Мак-Грегора немедленного ответа, но вместе с тем не сомневался в его согласии. Его звали мистер Финли. Добродушно улыбаясь, он предложил Мак-Грегору сигару и в течение целого часа рассказывал ему о знаменитых процессах, которые ему случилось выиграть.
— Один такой процесс может создать человеку имя. Вы понятия не имеете, как высоко подобный триумф может вознести вас. Люди будут без конца говорить об этом. Установится что-то вроде традиции. И воспоминание еще долго будет влиять на умы присяжных заседателей. Вы сможете выиграть любое дело только потому, что ваше имя будут связывать с этим процессом.
Мак-Грегор ходил своей медленной и тяжеловесной походкой по улицам Чикаго, ничего и никого не видя. На углу Вобаж-авеню и Двадцать третьей улицы он зашел в ресторан выпить пива. Это заведение находилось в подвальном помещении, и пол был густо усыпан опилками. У столика стояли двое пьяных и спорили. Один из них был социалистом; он отчаянно ругал войну и армию. Его слова снова заставили Мак-Грегора задуматься над тем, что так долго занимало его ум и что в последнее время, казалось, стало рассеиваться.
— Я сам был в армии и знаю, о чем говорю. В ней нет ничего общенационального. Армия такая же частная собственность, как и все другое. У нас она по существу находится в руках капиталистов, а в Европе — в руках аристократии. Нечего мне рассказывать, я и сам знаю. Армия состоит из бездельников, и если я сам бездельник, то стал таковым именно в армии. Если Америка когда-нибудь окажется втянутой в войну, то вы увидите, что представляет собой наша армия.
41
42