Шутники, первыми насладившись результатами своего плодотворного труда, скрылись с места происшествия уже через пять минут. Когда Арон в противогазе с носом наружу и со шлангом, который поместили в карман брюк, вышел смазывать станки, работа в цехе была сорвана окончательно и бесповоротно. Цех был ввергнут в истерику, и лишь оставленные на время станки укоризненно молчали, а Арон наотрез отказывался снять противогаз даже по требованию бригадира.
Потом было партийное собрание, заседание партийного бюро и строгие выговоры с занесением в партийную учетную карточку каждому, кто был причастен к розыгрышу. Заодно наказали бригадира, мастера и начальника цеха — за срыв плана.
Семе не повезло. Он тоже был порядочный мишигинер, но на предприятии, где он работал, должности смазчиков предусмотрены не были. По традиции того времени, все должны были работать, и мишигинер в том числе. Проблема — куда его пристроить. На фабрике, относившейся к предприятиям легкой промышленности, работали в основном женщины, а Сема хоть и мишигинер, но мужчина. Впрочем, мужские руки нужны везде, главное, чтоб росли они не из… А в нашем случае они росли как раз оттуда. Тот, кто видел, как Сема работает, обязательно желал ему, чтобы у него руки не болели… по самые локти.
Для начала Сему пристроили в РСЦ — ремонтно-строительный цех — маляром. Его первым заданием было покрасить полки в складе. Работа не сложная, хотя душная. Но если вы ждете, что я опять начну вам рассказывать про противогаз, то ошибаетесь. Ничего подобного там не произошло. Сема приступил к работе, а когда бригада ближе к обеду пришла его навестить, то стала свидетелем изумительного зрелища. Сема, покрасив нижнюю полку, залезал на нее и красил следующую, верхнюю, и так до самого потолка. В итоге все имели цурэс[3], и Сема в первую очередь.
Но куда-то же его надо было девать, а куда? Бригада маляров не попрекала Сему куском хлеба, который для него зарабатывала, а нашла ему все-таки применение — Сема стал гонцом. Он мог сбегать и принести краску из склада, газировку из автомата, водку из магазина — последнее для бригады было немаловажно. Все тайные ходы и выходы с территории фабрики Сема знал лучше, чем вахтеры-охранники. Но и тут не обошлось без конфуза. Выйдя через проходную за водкой, на обратном пути Сема решил сократить путь и полез через фабричный забор. Он взял высоту путем неимоверных усилий, и высота ответила ему тем же — она взяла Сему. Ему оставалось только спрыгнуть вниз на фабричный двор, но именно это сделать не представилось возможным. «Почему?» — спросите вы. Так ведь осень. А рабочие куртки в те годы шились не в дружественном нам Китае, потому они были крепкими и надежными, как вся наша легкая промышленность. Зацепившись курткой за забор, Сема повис на нем, и все попытки сняться самостоятельно успехом не увенчались.
— Все очень просто, — скажете вы. — Расстегни куртку и спрыгни вниз.
Может, куртку Сема и оставил бы на заборе, а как быть с водкой? Это настолько бы возмутило общественность, что Семе мало бы не показалось. Кстати, куртки тоже в те годы на улице не валялись. Сема висел и ждал. А что может быть полезнее в процессе ожидания, нежели здоровый сон. И Сема уснул. И был разбужен лично директором фабрики, который совершенно случайно проходил мимо. Он позвал мужиков, и Сему сняли с забора вместе с курткой и водкой…
Потом его отправили в пионерский лагерь. Нет, не вожатым и не воспитателем, ни в коем случае, — маляром в той же бригаде, но подальше от производства. Мужики, приехавшие ремонтировать лагерь, естественно, не могли допустить его к малярным работам. Ему поручили жарить рыбу. В бытовке имелась газовая плита, Сема сказал, что умеет ею пользоваться, и все… Мужики ушли работать и пообещали в одиннадцать явиться к завтраку.
В рационе маляров на завтрак полагается минимум сто граммов водки, иначе работы не будет. Рыба стояла на столе, водка тоже, и все это обещало изумительную радость. После первой стопки грубые от работы руки маляров потянулись к рыбе. Попробовав ее, мужики начали выбегать из бытовки, а когда возвращались — спрашивали, что Сема сделал с рыбой? И Сема отвечал, что он ее жарил.