Георгос сделал шаг назад, чтобы восстановить самообладание. Видимо, прошло слишком много времени с его последнего романа.
— Расскажи мне о бале.
Кэсси облизнула пересохшие губы, и Георгос отвернулся от нее, не в силах смотреть на это. Он провел рукой по волосам, когда новая волна гнева охватила его. Он резким движением снял с себя пиджак и развязал галстук. Он увидел, как Кэсси смотрит на шелковую ленту в его руках, и бросил галстук на кровать.
— Я почти не знаю Деймона. Мне нечего вам сказать, — ответила она, наблюдая, как он снимает запонки и закатывает рукава белоснежной рубашки до локтей.
— Элени была на балу, — медленно проговорил он. — Она намеренно оделась так, чтобы никто ее не узнал. Она собиралась встретиться с ним, и ты им помогла.
Она покачала головой.
— Деймон решил пойти на бал в самый последний момент, когда понял, что это может мне помочь. Он мог представить меня нужным людям. Он не планировал встречаться с принцессой, не было никакого заговора.
— Неправда, — упрямо продолжал утверждать Георгос. — Он планировал это. И он ею воспользовался.
— А может, это она им воспользовалась?
— Она наедине с этим придурком, в то время как здесь, во дворце, находится ее жених!
— Жених, которого ей выбрали вы? — не удержалась от ехидства Кэсси. — А может, это Элени соблазнила Деймона? Разве такое невозможно?
Потому что Кассиани сделала бы именно так? Она — сирена, уверенная в своей чувственной силе, но Элени выросла в совершенно другом мире, на нее была возложена большая ответственность.
— Может, ты и мастер соблазнения, но моя сестра не такая, как ты.
Кэсси покраснела еще больше, и Георгос отчетливо услышал, как она тихонько ахнула. Почему он так реагирует на эту женщину? Даже несмотря на то, что он уверен: она с ним играет. Георгос быстро пересек комнату и включил свет, чтобы развеять эту сексуально напряженную атмосферу. Кэсси моргнула и осмотрела комнату с нескрываемым неодобрением.
— Это один из ваших официальных залов для переговоров?
— Вообще-то, это часть моих личных покоев.
Она посмотрела на него своими огромными глазами, и в них читался ужас.
— И вы по своей собственной воле решили жить вот так?
— Как? — Он уставился на Кэсси, готовый услышать ее критику.
— Как в мавзолее. Безликие, бездушные картины, неудобная антикварная мебель. И холодная атмосфера. — Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Дворец находится в безупречном состоянии, — коротко сказал Георгос.
— Я вижу. Ни единой пылинки, ни одной неуместной картины — дворец выглядит безупречно. Так же, как и вы.
— И как это понимать?
— За золоченым фасадом ничего нет. Ни истории, ни души.
— И столь лестное суждение ты составила за пять минут разговора со своим королем? — прорычал он. — Почему ты так уверена в своих выводах?
Да кем она себя возомнила, чтобы так его оскорблять? Ее смелость снова граничила с манипуляциями, и что хуже всего — ей это удавалось. Чувственный огонь превращал его кости в пепел, и все, чего хотел Георгос, — чтобы Кэсси капитулировала. Впервые за последние десять лет он не полностью владел ситуацией и хотел вернуть себе хотя бы часть контроля.
— Из-за ваших планов на сестру, — совершенно спокойно ответила Кэсси. — На самом деле вы беспокоитесь не о ней, а о том, как выглядит вся эта ситуация со стороны.
Георгос застыл. Ему было плевать на то, что эта женщина оскорбляла дворец и его самого, но она не имела права подвергать сомнению его преданность сестре.
— Я не беспокоюсь о своей сестре? — переспросил он.
— Разумеется, нет. — Она насмешливо улыбнулась. — Раз вы настаиваете на том, чтобы выдать ее замуж. Вы используете ее ради публичности королевской семьи.
— Этот брак для ее же защиты, — холодно ответил он.
— Защиты от чего? — Кэсси окинула комнату скептическим взглядом. — Она и так живет как в тюрьме.
— Ты даже не представляешь, какое огромное давление она испытывает. Она постоянно находится под прицелом внимательных глаз общественности. Они кружат около нее, как акулы.