— В органах… — сдержанно говорила она и значительно смотрела, как бы спрашивая: понимаете?
Знакомые понимали, что это такое, с уважением на минуту умолкали, а Надежда Григорьевна опять проникалась гордостью за себя и за своего мужа, который работает в таком важном, совершенно особом месте.
Муж становился мрачнее, молчаливее, своих служебных дел в разговорах никогда не касался. В глубине души она по старой привычке все еще временами робела перед ним, ждала обещанного «потом», обещанного им так много раз… Теперь в этом для Надежды Григорьевны заключалось желание, чтоб муж поскорее дотянул до подполковника, вышел в почетную отставку полковником с солидной пенсией. Тогда они купят дачу, насадят цветов, усыновят двух мальчиков и заживут, наконец, той спокойной семейной жизнью, какой она никогда не жила и потому представляла себе верхом блаженства.
Но все рухнуло совершенно неожиданно. В один прекрасный день Ковалев, как обычно, пропал. Она была занята на конференции и почти не заметила его недельного отсутствия. А когда появился, — осунувшийся, постаревший, — бодрым голосом сообщил, что отныне он, видите ли, будет работать в милиции! Надежда Григорьевна ничего не поняла, но страшно перепугалась. На все ее вопросы о такой странной перемене работы муж молчал, отворачивался.
Кажется, впервые за всю жизнь ее муж целый месяц был дома. Он неподвижно лежал на диване, курил и молчал. Уже потом, спустя некоторое время, Надежда Григорьевна через жену Васи, друга и заместителя Ковалева по работе, узнала, что ее муж отказался подписать какое-то, по его мнению, неправильное обвинительное заключение, уговорил это сделать и Васю, не подчинился, накричал на высокое начальство. И, конечно, вместе с Васей был немедленно арестован. До трибунала дело не дошло. Ковалева выгнали, а Васю заслали куда-то на Камчатку, в самую глушь. Ковалева выгнали так быстро, что впопыхах разгневанное начальство забыло с него снять звездочки. С трудом через старых сослуживцев ему удалось устроиться в управление милиции. Но и в милиции с ним стали происходить странные неприятности, он спускался все ниже и ниже, пока не оказался на самой низшей из возможных для его звания должностей — простого, рядового оперуполномоченного в отделении. Дальше уже было некуда!
Между тем в своем вынужденном одиночестве Надежда Григорьевна не теряла напрасно времени. Она давным-давно окончила институт и теперь работала директором крупного интерната. Так как вскоре стали происходить большие изменения и по службе, она не пострадала. Она слыла опытным педагогом, работу с детьми считала своим призванием, часто выступала на педагогических конференциях, ставила в журналах глубокомысленные проблемы. С матерью, которой присвоили звание Заслуженной учительницы республики, она состояла в переписке. Впрочем, в письмах они с ней затрагивали главным образом педагогические вопросы. Близкие знакомые Надежды Григорьевны были тоже людьми заметными, образованными, с большим весом и влиянием. И вдруг ее муж — муж, которым она гордилась перед знакомыми и друзьями, — выгнан, почти разжалован, оплеван, ходит в синем мундире, а деятельность его ведомства предстает в новом, совершенно ином свете.
Король оказался голым!
Это было ужасно. Ужасно настолько, что у нее не хватало сил скрыть свой ужас. На кого же, на что она потратила свою жизнь? Во имя чего? Чем она гордилась!
Со своими знакомыми Надежда Григорьевна теперь чувствовала себя настолько неловко, что воздерживалась с ними встречаться. Она видела их строгие, серьезные глаза, слышала за своей спиной шепоток, вздохи и не знала, что же ей делать. Она стала избегать даже близких друзей, на работе стыдливо скрывала, что муж ее теперь работает простым оперативником в милиции. Положение директора не вполне спасало ее от расспросов, и она невольно становилась строже, холоднее с подчиненными, отдаляясь и отгораживаясь от них.
Первый год, пока муж донашивал прежнюю, военную форму, скрывать было легче, да и падение его казалось Надежде Григорьевне временным. Такого рода перемещения в их ведомстве случались часто как в ту, так и в другую сторону. Могло быть и хуже. Но простить мужу нелепого спора с начальством не могла. Когда же и в милиции он быстро покатился по служебной лестнице вниз, она испугалась. Но надежда еще была. Она верила, что со временем, имея большие заслуги, он подымется.