Надо объяснить, что Лиза пошла в бабушку и всегда была маленькой, эдакой Дюймовочкой, и очень симпатичной, с кучеряшечками вокруг лица, выбивающимися из любой туго заплетенной косы или хвоста, точь-в-точь, как у бабушки, хотя волосы у Лизы были темнее. И глаза у нее не карие, а как у деда и отца – светло-зеленые. И, кстати, когда она стала старше, то подросла и хо-ро-шая такая грудь, не в пример бабушкиной скромненькой.
В детстве Лиза была намного мельче всех своих сверстников, всегда маленькая симпатичная фарфоровая статуэточка. И все мужчины семьи и друзья Кирилла относились к ней как к чему-то хрупкому, требующему особой осторожности, внимания и заботы. А она, между прочим, с восьми лет занималась бальными и спортивными танцами и впахивала у станка каждый день до кровавых мозолей, и отличалась повышенной выносливостью и упертостью, и уже завоевала несколько первых мест и призов в соревнованиях разного уровня, правда, с несколькими партнерами, но не это главное. Важно, что в этом прелестном хрупком тельце обитали еще те характер и воля.
И, как оказалось, только Глеб Протасов и рассмотрел в ней эту силу воли еще тогда, когда пел ей песенку на сон грядущий. И от этого понимания ее настоящести, скрытой от всех сути что ли, они только еще больше сдружились, разумеется в том истинном понимании «сдружились», какое единственно возможно между парнем и девочкой, сестричкой друга, с разницей в десять лет, которые видятся и встречаются раз-два в год, а то и реже. Скорее, это была такая нарочитая игра в друзей.
После окончания института Глеб уезжал на два года из страны, а когда вернулся, его направили работать куда-то в Подмосковье, ну а после и вовсе заслали во Владивосток, и они не виделись лет семь, наверное, если не больше.
Он, понятное дело, за эти годы часто приезжал в Москву, правда, они с Лизой ни разу не встретились и не пересеклись, просто так сложились обстоятельства. Да никто особо и не рвался встретиться. Кирилл, бывало, рассказывал о делах и жизни Глеба, но Лизу это как-то особо не трогало и не очень-то интересовало. Так, на уровне рассказа о жизни общих знакомых, к которым хорошо и с теплотой относишься, – ну, работал он в Латинской Америке, здорово! Ну, на известном заводе на большой должности – замечательно, а во Владивостоке так совсем каким-то начальником стал на огромном заводе – вообще молодец, в такие-то годы и уже начальник! Женился – еще раз молодец, поздравляем! Не забудь привет передать. Дочь родилась – ура! Поздравь и от меня!
Они встретились на дне рождения Кирилла, на его тридцатилетнем юбилее, на который тот собрал всех родных и близких, сняв для проведения этого мероприятия в аренду целый зал с небольшим оркестром в довольно дорогом и известном ресторане.
Лиза Глеба Протасова не сразу узнала. Наверное, потому, что помнила его еще таким, как увидела детским взглядом, ощущениями и восприятием мира, в котором она была маленькой, а он большим и взрослым, и в котором ее мало интересовала его внешность, потому как он был друг, а не предмет ее романтических девичьих мечтаний.
Глеб с женой немного опоздали по вполне уважительной и веской причине – прилетели из Владивостока и появились в ресторане сразу из аэропорта. И пока они шли по залу за метрдотелем, здоровались с Кириллом, поспешившим выйти из-за стола и встретить дорогих гостей, пока обнимались и поздравляли, Лиза успела хорошо рассмотреть Глеба Протасова.
И поразилась.
Почему она никогда не обращала внимания, да просто не понимала, насколько он интересный мужчина? Не красивый, а именно интересный, привлекательный.
Спортивного телосложения, про такой тип в народе говорят «поджарый». Элегантный, с такими несуетливыми, значимыми движениями и жестами. Что-то латиноамериканское было в его облике или аристократическое – немного аскетичное, чуть вытянутое лицо с сильным волевым подбородком, чувственными, ироничными губами, носом с легкой горбинкой, высоким лбом и выразительными темно-серыми глазами. Сила и скрытая, контролируемая страсть чувствовались в нем. А то, что он уже несколько лет руководит большим количеством людей и несет огромный груз ответственности, наложило отпечаток на весь его облик: в Протасове чувствовался человек, обладающий властью, и это в тридцать-то лет.
Лизе пришлось с силой выдохнуть, обнаружив, что она, незаметно для себя, затаила дыхание, пристально рассматривая Глеба, узнавая и не узнавая, настолько мощное, ошеломляющее впечатление произвел он на нее. Она перевела взгляд на его жену и снова непроизвольно, глубоко вздохнула, забыв дышать на время, – так потрясла ее эта шикарная женщина рядом с ним.