* * *
Император Российской империи стоял и, словно мальчик, как тогда, как его обличила в заговоре матушка, плакал. Но теперь Павел Петрович не скрывал своих чувств, не прятался в Зимнем дворце за дверью и тихо, но горько рыдал. И был он не один в таком состоянии.
Впервые в истории русская победа, может быть самая великая из всех, та, которую будут воспевать и через двести лет ученики в школах будут заучивать, она со слезами на глазах. С горькими, искренними слезами.
— Отец! — вырвался из моих объятий Аркадий Александрович Суворов, сын Великого Полководца и патриота России.
Аркадий подбежал к гробу отца и, не замечая даже государя, обнял, безмолвно лежащего Суворова. Император сделал шаг и приобнял Аркадия, тот развернулся и уткнулся в плечо государя. И даже этот конфуз не был замечен.
— И он — генералиссимус победы,
Приветствуя неведомую рать,
Как будто говорит: 'Недаром деды
Учили нас науке побеждать
Он прям и смел в грозе военных споров,
И равного ему на свете нет.
«Богатыри» — так говорил Суворов,
Наш гений в деле славы и побед…
Я читал стихотворение Всеволода Рождественского самоотверженно, с надрывом. Слова лились из глубин сознания. Никогда не знал, что могу вспомнить это произведение, прочитав когда-то его всего несколько раз.
Уходил Гений, уходила эпоха.
НОВИНКА от Дамирова!
Матёрый опер из 90-х очнулся в теле субтильного штабного лейтенант в наше время. В Отделе его всерьёз не воспринимают. Но он знает, как работать по-настоящему. Он снова в строю — чтобы стать опером и достать своего убийцу. Вот только тот стал олигархом: https://author.today/work/450849
Глава 20
Окрестности местечка Старые Дороги, Минского повета.
7 ноября 1800 год
Баронесса Мари Шарлота Луиза де Понси-Цалко нежилась в теплой избе, считая, что это самое сладкое время для нее. Рядом мужчина — мечта, словно сошедший со страниц лучшего французского любовного романа. Это только ее «ля козак Северин».
Мари Шарлота ранее думала, что создана быть при дворе, лучше всего все же французского короля. Она вся такая воспитанная, обходительная, нежная и выглядит невинной, хотя, на самом деле… И вот баронесса прибыла в Петербург вместе с будущим королем Франции. Побыла даже в свите его величества. Но…
Французские короли, даже пусть и не коронованные, они, наверное, такие… Слишком любвеобильные. Вот и Мари Шарлота попала в поле зрения похотливого герцога Энгиенского, будущего короля Франции. Другая, как и ее подруга, была бы счастлива пойти по стопам легендарной фаворитки мадам де Помпадур, или модам де Монтеспан. Но не Мари Шарлота.
Не сейчас, не после того, как она влюбилась в «Севьерьин». Не после того, как «ля козак» брал ее на протяжении всей дороги из германских земель в Петербург. Брал неистово, но при этом казался нежным и ласковым. И она теперь не может без этого. Винит себя, винит Северина, винит судьбу и Бога, но ничего не может с собой поделать.
Так что нет, неуютно даже в прекрасном Петербурге… Вот и прибыла Баронесса к мужу, в расположение русских войск. Ну почти что. Сперва дальше небольшой деревушки под названием «Ля Скит Демьяховский», что в пятнадцати верстах восточнее Смоленска ее не пустили. Но Северин… Он нашел ее, они нашли друг друга. И вот она, как верная жена, уже православная девица Мария, венчанная женой Северина Панкратова, следует за супругом.
А потом деревни менялись одна за одной. И Мария даже в какой-то момент хотела запротестовать, почему помещичьи усадьбы на Белой Руси занимают только армейские офицеры, а ее «ля козак» довольствуется избами, но не стала этого делать. Северин был на грани того, чтобы все же силой выдворить свою жену, что вопреки мнению своего мужа, следует на ним, догоняя Наполеона. По правде сказать, было бы это мнение однозначным, так и отправилась бы мужняя жена Панкратова прочь, но Северин не мог надышаться своей любовь. Своей 'новой Аннетой!.
* * *
Я смотрел на невыносимо красивую женщину и не узнавал ее. Нет, все те же черты лица, не располнела, даже несколько похудела, в моем вкусе. Но вот взгляд… Это был взгляд тигрицы. Не такой я запомнил терявшуюся в жизни любвеобильную женщину. Нынче она казалась недоступной, вернее той, которую не станешь воспринимать, как мимолетное развлечение, как возможность позабавиться.
Но еще один и взгляд прожигал меня, уже мужской. Этот волевой мужчина был готов за свою женщину накинутся хоть бы и на меня, да на любого, кто покусится на его Аннет. Такой он, пылкий француз.