– Точно. Зачем нужно имя, да?
Дилан приподнялся, пока его губы не оказались в сантиметрах от моих, и облизал их.
– Конечно. Только, естественно, если это имя – Эйс Локк, потому что это имя я люблю
произносить, стонать и выкрикивать в любое время суток.
Я промычал свой ответ, перед тем как захватить рот Дилана в страстный, быстрый
поцелуй. Это было знаком подтверждения его слов, и если честно, штампом собственности
из–за того, как эти слова повлияли на меня. Мне нравилось слушать, как мое имя слетало с
его губ, и не важно, как он произносил его, а сейчас, когда я отстранился от него, это было
произнесено тихим шепотом на выдохе.
– Я испытываю очень нежные чувства к Дилану Прескоту, не стану лгать, – когда я сел
на свою сторону полотенца, Дилан медленно поднес бокал к своим губам и сделал глоток,
удерживая сосредоточенный взгляд на мне все время, а потом он опустил бокал, проглотил и
нахмурил брови.
Я не был точно уверен, что происходило в голове Дилана в тот момент, потому что он
перешел от беззаботного и расслабленного состояния к задумчивости и, я мог бы поклясться,
к нервозности, и это заставило меня потянуться к нему. Но Дилан покачал головой.
– Эй, что происходит? – спросил я, направив небольшую улыбку в его сторону, но
что–то здесь определенно переменилось. – Дилан?
Дилан сел прямо и поставил бокал с вином рядом с собой. Затем он согнул ноги и
подтянул их к своей груди, где обхватил их своими руками. И вот так внезапно он стал из
открытого и доброжелательного – закрытым.
– Дилан? Я сказал что–то…
– Нет, – перебил он, снова качая головой. Его глаза смотрели в пол. – Ты идеальный.
Ладно… То, как он произнес это слово заставило мое беспокойство увеличиться в
десятикратных размерах, потому что это определенно не было сказано той же льстящей
интонацией, как несколько минут назад.
– Это идеально. Все…и я шутил насчет этого, но Эйс, – произнес он, поднимая глаза,
чтобы встретиться с моими собственными через приличное пространство, которое теперь
казалось пропастью между нами – Моя жизнь не идеальна. Далеко. Черт да мое имя даже не
Дилан Прескот. Я даже не произношу его больше вслух. Я выбрал не признавать его. Но те
репортеры, люди, копающиеся в каждом аспекте моей жизни…они выяснят это, и очень
быстро. И есть кое–что, что тебе нужно узнать. Обо мне. О моем прошлом.
– И я хочу знать это, – сказал я. – Я не забыл о том, что ты начал рассказывать мне в
Вегасе. Но я ни разу не давил, чтобы ты раскрылся. Если ты будешь готов рассказать мне, я
буду готов выслушать.
– Спасибо.
Пытаясь ослабить волнение, которое заметно выражалось по его напряженным жилам
на шее и плечах, я поднял бокал с вином и предложил:
– Может еще чуток?
– Неплохая идея.
Пока я подливал в бокал Дилана, он смотрел поверх моего плеча, пристально
вглядываясь в спокойный, тихий океан. Мне было интересно долгое время, что он хотел
рассказать мне в тот день, когда мы бездельничали в кровати в «Syn», но я знал, чем бы то ни
было, для него это станет не так уж легко рассказать. Но я хотел знать этого мужчину, знать
каждую его часть и все секреты, которые он скрывал от остального мира. Я хотел стать тем, с
кем он поделится собой.
– Это легко…– сказал Дилан, проводя пальцем по ободку бокала. – Легко забыть себя,
когда занимаешься тем, о чем только мечтал, когда был маленьким. Тогда, я начал с
небольших мечтаний. Я хотел маму и папу. Тех, кто достаточно волновался, чтобы проверить
сделал ли я свою домашнюю работу, и поправляли бы мне одеяло каждую ночь. Я хотел жить
в одном и том же доме больше, чем одну неделю за раз. Я хотел есть что–то, помимо
черствых хлопьев и объедков от фаст–фуда, когда уходили мамины «парни», – он прикусил
губу, перед тем как продолжить. – Но больше всего, я хотел чувствовать себя в безопасности.
Я никогда не чувствовал себя так, до знакомства с Зигги и Солнышком. И даже когда они
пришли в мою жизнь, я провел долгое время, ожидая подвоха, ожидая, что они вернут меня
обратно, или превратятся в таких людей, с которыми ассоциировалась моя мама долгие годы.
Я продолжал молчать, не смея вдохнуть ни слова, из–за которого он мог замкнуться. Я
хотел узнать, что сделала его мать, и почему он никогда не видел своего отца.
И как будто он прочитал мои мысли, он продолжил.
– Мама была…очень известной в Сан–Франциско. Не в политических или
развлекательных кругах, и не из–за удивительного вклада в благотворительность. Она была
подземной, помойной крысой, проституткой, превратившейся в мадам, которая зарабатывала
на мужчинах, женщинах, сексе и наркотиках.
Мои глаза, должно быть, увеличились, как блюдца, потому что Дилан невесело
хмыкнул.
– Мда, думаю, ты даже не предполагал такое, да? – спросил он.
Я покачал головой.
– Нет. Нет, не могу сказать, что подобная мысль возникала у меня в голове.
– Хорошо.
Я наблюдал за тем, как он допивал остатки вина, и мне стало интересно, сколько
времени ему потребовалось, чтобы сорвать все слои своего прошлого, что привело его в
приемную семью, и как ему удалось не только выжить, но и заметно расцвести. Но было что–
то еще, о чем он намекал этим, что вызывало во мне любопытство.
– Ранее…ты говорил, что никогда не видел своего отца, – сказал я, и Дилан кивнул. –
Но знал ли ты кто он?
– Уверен, старушка–мамочка смогла бы сузить список до двадцати–пяти
потенциальных доноров спермы, но выяснять от кого она залетела, никогда не стояло в
первых пунктах ее списка приоритетов. Черт, да меня удивляет, что она оставила меня, но
полагаю – она хотела, чтобы кто–то присоединился к семейному бизнесу.
У меня стянуло желудок, когда повисли его последние слова.
– Присоединился?
Мрачная линия губ Дилана совершено явно давала мне понять, насколько
некомфортно ему было говорить об этом, и хотя я не хотел давить на него, у меня была эта
необъяснимая потребность узнать, что произошло с ним, и не важно, насколько тяжело это
будет услышать.
Глаза Дилана приобрели отсутствующее выражение, как будто он больше не сидел со
мной здесь, и до того, как я понял что делал, я наклонился и взял его руку в свою. Когда он
посмотрел в мою сторону, я сжал его пальцы, без слов, приглашая его прислониться ко мне.
Когда Дилан молча встал на ноги, я убедился, что крепко сцепил его пальцы со
своими. Он перешагнул еду, которая разделяла нас, а когда он остановился перед моими
скрещенными ногами, я запрокинул голову назад, чтобы увидеть, как солнце освещало его, и
почувствовал, что нечем дышать, из–за образа, который он создал.
– Иди сюда, – прошептал я, и нежно потянул его за руку, побуждая его опуститься на
мои колени. Он опустился, пока не сел лицом ко мне, его ноги по обе стороны от моей талии,
а его задница устроилась на моих скрещенных ногах, и наши руки были все еще переплетены
между нами. – Ничего из того, что ты расскажешь мне, не изменит всего, что я испытываю к
тебе.
– Легко сказать…
Я приподнял его лицо, чтобы он посмотрел мне прямо в глаза и сказал настолько
искренне, насколько мог.
– Это легко в том смысле, когда ты – тот, о ком я говорю.
– Эйс…. – сказал он и прислонился своим лбом ко мне, закрывая глаза.
Я обнял его за талию и притянул к себе настолько близко, насколько мог. Надеясь, что
заставлю его почувствовать то ощущение безопасности, о котором он говорил несколько
минут назад.
– Расскажи мне, Дилан. Я хочу узнать тебя. Все хорошее, все плохое и все…
– Уродливое? – спросил он. – Если бы только в этом было дело. Знаешь, что самое
безумное?
Стараясь не отставать, я просто следовал за ним, позволяя Дилану привести этот