Не раздеваясь, улегся наконец в постель. Задремал тяжелым, нервным сном, просыпался почти каждые пятнадцать минут, снова заставляя себя уснуть, чтобы скоротать время до утра. Сновидения появлялись и исчезали, они были неясны и неприятны. Алешка ворочался с бока на бок, зарывался в подушки и наконец-то провалился в бездну. Без эмоций, чувств и сновидений.
Его разбудил телефонный звонок. Он как безумный вскочил с постели и схватил трубку.
— А-а-алле, Лина, где ты? — закричал он, не дожидаясь ответа.
— Алеша, — услышал он ее спокойный голос. — Я подозревала, что ты не спишь, поэтому и звоню сразу, как только сошла с поезда.
— Какой поезд? Где ты? Я с ума схожу, а ты… Да где ты?
— Я в Москве. Извини, что не позвонила вчера, но не хотела, чтобы ты ехал со мной. Я скоро вернусь, не волнуйся.
Алешка не успел сказать и слова, как в трубке зазвучали короткие гудки. Ничего не в состоянии возразить, он только ругал себя последними словами, кусал от досады губы, одной рукой прижимая трубку к уху, а другой стуча по стене и разбивая в кровь костяшки пальцев.
Чья-то сильная рука перехватила вдруг его уже прилично окровавленный кулак. Спокойный голос с еле заметным акцентом отрезвил:
— Не надо, мальчик, ты же мужчина.
Станислав Янович стоял рядом, в его лице светилась строгая уверенность и добрая серьезность. Это помогло Алешке справиться с эмоциями: он взял себя в руки и уже спокойнее проговорил:
— Она уехала, она в Москве, я поеду за ней.
— Нет, Алеша, ты должен уважать ее желания. Если бы она хотела сейчас быть с тобой, она бы не уехала.
— Не понимаю, почему? Почему она не хочет, чтобы я был рядом? Я же люблю ее, и она меня любит, я уверен в этом.
— Она действительно любит тебя, но, видно, ей надо сейчас побыть одной.
— Я еду, — упрямо повторил Алешка.
Он положил трубку и тут же снова поднял ее, набрал номер телефона Андрея Какошина. После третьего гудка в трубке послышался заспанный бас журналиста:
— Если это не пожар или наводнение, я вас убью.
— Пожар, — ответил Алешка. — Проснись наконец, ты мне нужен!
Возникла пауза, Андрей что-то соображал, потом спросил:
— Извините, я не расслышал, кому я нужен?
— Ты что, пьяный?
— Нет, я только что лег, — рявкнул Какошин.
— Тогда вставай. Ты можешь поехать со мной в Москву? Или дай мне свою машину.
— А где горит? — продолжал недоумевать Андрей.
— Кретин, как тебя держат в твоей газете! Лина в Москве, — продолжал горячиться Алешка.
— Корнилов, это ты? — наконец сообразил Андрей.
— Да я, я. Кто же еще может разговаривать с тобой столько времени?
Андрей сделал вид, что не заметил Алешкиной грубости, он почти проснулся и уже начал кое-что соображать. Минуту поколебавшись, он наконец произнес:
— Я доеду до тебя, а в столицу погонишь сам. Я не спал всю ночь, могу уехать не туда. Лады?
— Я люблю тебя, папарацци.
— Предпочитаю традиционные сексуальные отношения, — окончательно проснулся Андрей.
Алешка быстро собрал кое-какие вещи в своей комнате и спустился вниз. Из кухни выглянула Алла Георгиевна.
— Алеша, вы должны позавтракать, — проговорила она тоном, не терпящим возражений.
— Спасибо, у меня нет аппетита, — постарался отвертеться Алешка.
— Возражения не принимаются, — услышал он за спиной голос с акцентом: Станислав Янович подошел к нему и похлопал ладонью по спине. — Проходите, проходите, молодой человек. Силы вам ох как еще понадобятся.
Алешка уже почти сдался, но вдруг у ворот засигналил гудок автомобиля, и он рванул было на улицу, но Станислав Янович движением руки остановил его.
— Я позову вашего коллегу, ему тоже не помешает подкрепиться. И Алла соберет вам что-нибудь в дорогу.
— Хорошо, — сдался Алешка, полез в карман джинсов, чтобы достать оттуда карманные часы, вытянул их за браслет, начал заводить и услышал, как что-то звякнуло, стукнувшись об пол.
Алла с Алешкой одновременно наклонились, чтобы поднять упавшего на пол «ангела» на цепочке.
— Что это? — спросила удивленно Алла. — Откуда у вас эта вещь?
— Нашел во дворе… после смерти Орловых. Валялась возле огорода.
Алла смотрела на «ангела» повлажневшими вмиг глазами, удивленно и подавленно молчала. Алешка истолковал ее немоту как крайнюю степень восхищения прелестным ювелирным украшением.