Развязка наступила скоро. Новый редактор, назначенный райкомом, одним махом убрал с полос многотиражки «деда», уволил по сокращению штата (один из самых любимых и неуязвимых в те времена способов отделаться от неугодных) «родителя» «деда» - журналиста Соболева. И хотя даже по советским законам увольнять с работы инвалида войны не разрешалось, компартия оказалась по обыкновению над законом.
Избив инвалида, партия обрекла его на продолжительное лечение. Четыре года странствий по больницам и госпиталям он завершил получением справки ВТЭК о пожизненной инвалидности второй группы, связанной с пребыванием на фронте.
.. .и вручили тебе билет пенсионный,
хоть почетный, но тяжкий до боли билет.
Ноют старые раны
днем и ночью бессонной,
и тебе исцеления нет сколько лет...
Графа «трудовая рекомендация» в справке ВТЭК, врученной инвалиду войны Ал. Соболеву, оказалась незаполненной. В переводе с медицинского - запрет на любой вид штатной работы. Во всей неприкрашенной реальности обозначилась перед инвалидом войны бесконечная перспектива дней, месяцев, возможно и лет, изоляции в плену недуга, постепенная и неизбежная утрата повседневного активного общения с людьми. И это для человека, который так сказал о себе:
Повсюду и всегда любил людскую гущу, ни перед кем, ни разу на запор не закрывал я отчужденно душу...
.. .много раз, бывало, делил с другими щедро, пополам, что самому едва-едва хватало: и хлеб и кров...
Сложившиеся обстоятельства, последствия фронтовых травм перечеркнули прошлое; без обнадеживающих слов, без убаюкивающего обмана больному человеку дали понять: тебе, приговоренному к неопределенно долгому поединку с недугом, предстоит, если хватит стойкости и упорства, строить жизнь заново.
Строить жизнь заново... А как быть, если порой нет сил даже думать о протесте, о сопротивлении, когда «небо с овчинку»? Только временами недуг отступал. Тогда его пленник словно воскресал, словно сбрасывал осточертевшие путы, возникала жажда деятельности... Но какой?.. Кто, где ждал его? Откуда могла протянуться в его сторону дружеская рука?.. О газетной штатной работе можно было разве что мечтать, и не только из-за запрета медиков. Тогда, в начале 50-х, ...о, нет, не в гитлеровском Рейхе, а здесь, в стране большевиков, уже орудовал свой Эйхман с благословения верхов...
Не мы как будто в сорок пятом, а тот ефрейтор бесноватый победу на войне добыл и свастикой страну накрыл...
(« К евреям Советского Союза»)
Инструктор сектора печати Московского горкома партии, к которому журналист Соболев обратился с просьбой о помощи в трудоустройстве, спросил его, пряча улыбку: «А почему бы вам не пойти в торговлю?» Антисемитский выпад с прозрачным подтекстом: почему бы тебе, вместо того чтобы претендовать на престижную журналистскую работу, не заняться исконно еврейским делом? Не суйся, куда тебе не положено...
Откровенный факт расовой дискриминации в головном столичном партийном органе. Преднамеренное оскорбление. За подобные речи полагается бить по морде. А может быть, инструктор горкома партии, заранее уверенный в своей пожизненной безнаказанности, решил от безделья спровоцировать жида на скандал? Перед ним сидел тоже пожизненный, но инвалид войны, контуженный, а раз так - с нервами на слабых тормозах. Почему бы не позабавиться и не отправить его за непочтение к власти прямиком из горкома партии, без суда и следствия, в психушку... Мол, переутомился, надо подлечить... А уж из психбольницы... Все шансы на бессрочный «отдых»! Сталинская забота о человеке...
Богу ли, велению ли судьбы следует говорить спасибо, но тогда Ал. Соболев сдержался. Он не мог объяснить, что, но что-то более сильное и властное, чем сиюминутный порыв должным образом ответить антисемиту, остановило его от действий с роковыми для него последствиями. Знак свыше, возвестивший, что вскоре предстоит ему стать автором выдающегося художественного произведения - песни «Бухенвальдский набат», что, вероятно, для этого и пришел он в мир.
Он молча покинул партийный дом, которому вполне подошло бы название одного из отделений гестапо. Он понял: дорога в печать для него закрыта.
Оказалось, не только в печать. Имея нищенскую пенсию инвалида войны, он продолжал искать работу. Как-то на одной из московских улиц обратил внимание на объявление: артели, занятой обработкой металла, требуется контролер. Вспомнил свои первые трудовые шаги, юношескую профессию. И решил попробовать трудоустроиться, как тогда было принято говорить. Позвонил. Услышал: «Приезжайте». Дорога заняла не более пятнадцати минут. Кадровик посмотрел на него с сомнением, заглянул в паспорт и поспешно объявил, что пять минут назад оформил на вакантную должность другого человека... Стоило ли вступать в полемику с этим крошечным представителем пораженной антисемитизмом государственной системы? Лишний факт для прозрения: Соболев убедился, что антисемитизм, подстегиваемый сознанием неуязвимости, «проел» все слои советского социалистического общества - от партийной верхушки до пустяшной в масштабах страны артели.