— Но откуда в базе Карлайл? Он ведь поселился здесь совсем недавно.
— А вот и нет. — Эд наливает нам по порции виски. — В принципе, рабочий день закончился, так что можно. Я ведь не должен говорить с тобой о Карлайле.
Я отталкиваю стакан с виски:
— Нет, не надо.
Поворачиваю стул, чтобы лучше видеть экран компьютера. Не буду пить. Сейчас и без выпивки моя жизнь напоминает ад.
Инстинктивно Эд пытается закрыть экран, но тут же разворачивает его ко мне.
— Мне не следует тебе этого говорить, но Карлайла обвиняли в изнасиловании еще в семидесятых. — На мониторе появляются изображения доктора в профиль и анфас. — Прости, что не сообщил об этом тебе и Джулии. — Эд вливает в себя виски и морщится. — Господи, я не имею права, но в таких обстоятельствах… — Он закрывает ладонями лицо.
Я поражен. Смотрю то на Карлайла, то на бокал с виски. Оба мне отвратительны.
— Что он сделал в тот раз? — Я встаю. Снова сажусь. — Изнасиловал кого-то? Почему я не знал об этом? Я же его адвокат, черт побери! — Похоже, не очень хороший адвокат.
— Это было в семьдесят шестом году. Ему предъявили два обвинения. Истица заявила, что ее изнасиловали, но Карлайл настаивал, что все произошло по согласию, и присяжные его поддержали. Кроме того, его обвинили в нанесении тяжких телесных повреждений, но об этом сохранились обрывочные сведения. Я так и не раскопал, о каких повреждениях шла речь. Как бы то ни было, свидетельств, подкрепляющих обвинение, не нашлось. — Эд одним глотком осушает стакан. — Не вини себя, Марри. Зачем Карлайлу рассказывать о том, что он побывал под судом, если он не обязан этого делать, тем более что его оправдали? Не думай, что мы не навестили его после того, как пропала Флора. Он значился первым в моем списке. Мы его не нашли, — предвосхищает Эд мой вопрос.
Я хочу сказать, что Карлайл был с Джулией утром того дня, когда пропала Флора. И еще я хочу схватить Эда за шкирку и как следует встряхнуть. Почему он не рассказал нам о том давнем деле? Но я лишь выдавливаю:
— И кого же он изнасиловал?
— Не знаю. Сначала надо получить разрешение судьи, а на это уйдет много времени. В семидесятых приняли закон, защищающий анонимность женщин, заявивших об изнасиловании. Но этой женщине суд не помог. И в любом случае, вряд ли это имеет отношение к исчезновению Флоры.
— Да, вряд ли, — соглашаюсь я, обдумывая невероятную новость.
— Послушай, Марри, я арестовал Карлайла, потому что в деле Коватты имелись важные улики. Служба уголовного надзора не приняла их, когда оказалось, что ДНК, мой главный козырь на суде, не совпадает с ДНК Карлайла. Образцы принадлежат другому человеку. Не Карлайлу. И служба наотрез отказалась принять во внимание давние обвинения. Ведь его оправдали. Поверь, я добьюсь правосудия ради Грейс и ее родных, но сначала найду племянницу. Если честно, я не думаю, что Карлайл с ней что-то сделает. На что ему восьмилетняя девочка?
— Ты не прав, Эд. Мы не разглядели общий знаменатель.
— Мы? С каких пор на юридическом факультете раздают полицейские значки?
Я делаю вид, что ничего не слышал.
— Джулия. Моя жена, твоя родственница. Она связывает дело Грейс и исчезновение Флоры. Подумай сам.
— Марри. Карлайл оказался первым в списке только потому, что его последним арестовали в нашем районе. Это не связано с пропажей Флоры.
— Эд, подумай, черт возьми! — Я не собирался кричать. — На Грейс Коватту напали. Кто ее нашел? Джулия. В какую школу ходила девочка? В ту, где преподает Джулия. Господи, да она же вела у нее английский! Ты понимаешь? — Я делаю паузу, подавляя желание схватить стакан с виски. — Карлайла арестовали за нападение на Грейс. И с кем он встречается? С Джулией. Тем временем Мэри Маршалл — мать Джулии — отказывается говорить, и последний человек, которого она видела перед тем, как онеметь, не считая приемных детей, это Дэвид Карлайл. Пропала маленькая девочка — и кто ее мать? Джу-ли-я Мар-шалл!
Уж не знаю, как выразиться яснее. Эд молчит. Смотрит на монитор, где открыт файл с делом Карлайла.
— Не находишь, что история повторяется? — спрашиваю я. — И Карлайл снова выпорхнул на волю, свободный как птица?
Мне не хватает воздуха. Я чувствую, что тону, я умею плавать, но спутан по рукам и ногам. Перед глазами проплывает лицо Флоры, умоляющей спасти ее.
— Предлагаю найти толкового судью, который оперативно выдаст разрешение поднять то старое дело, — продолжаю я. — Нужно выяснить, кого тридцать лет назад изнасиловал Карлайл.
Внезапно меня сотрясает страх — я вспоминаю, что говорила Крисси о лечении Мэри. В реальность меня возвращает телефонный звонок. Я не знаю, связан Карлайл с исчезновением моей дочери или нет, но хочу, чтобы его убрали, навсегда убрали подальше от моей семьи.
Эд кладет трубку.
— Возможно, Флору видели недалеко от Хоганс-лейн. Скоро сюда привезут женщину, чтобы она дала показания.
— Хоганс-лейн… — задумчиво повторяю я. Название мне знакомо. — Хоганс-лейн… У тебя есть карта?
Через секунду на экране компьютера появляется подробная карта нашей округи.
— Только не говори, что я сошел с ума. — Я тычу в монитор: — Хоганс-лейн. Дом Карлайла.
Джулия
Что мне предпринять? Как можно сидеть сложа руки?
— Алекс, ты знаешь хоть что-нибудь, что помогло бы найти Флору? Она не вела себя странно, когда папа ушел с катера?
Я уже тысячу раз спрашивала его об этом. Алекс на грани срыва, бледный, с темными кругами под глазами, время от времени он начинает дрожать. Он сидит напротив мамы у камина. Огонь погас несколько часов назад. Я ползаю по полу, подбирая оставшиеся осколки. Никак не могу остановиться, словно это мой вклад в поиски дочери.
Уже сутки без Флоры.
Чтобы хоть как-то разорвать круговорот мыслей, шарю в буфете и нахожу бутылку хереса.
— Если твоему отцу это помогает, то и мне тоже поможет.
Я свирепо смотрю на изумленного Алекса. Не найдя стакана, прикладываюсь прямо к горлышку. Прежде чем поперхнуться, успеваю сделать пару приличных глотков. Алкоголь и впрямь распутывает узел мыслей, у меня появляется план.
— Поеду к Дэвиду.
Я присаживаюсь рядом с мамой, хочу ее обнять. Клянусь, она с отвращением отшатывается, когда я приближаю к ней лицо.
— Не возражаешь, если мы с Алексом уйдем ненадолго?
Смотрю на женщину, которой верила последние тридцать лет, и не узнаю. Она как чужая. Я встряхиваю ее за плечи:
— Мама, ты меня понимаешь? Я хочу поговорить с Дэвидом. Ради бога, скажи хоть слово! Ты должна!
Зрачки ее блестят, мне кажется, что в их глубине мечутся тени, точно мысли, не способные вырваться на волю. Ах, если бы только она выразила их словами! Наверное, я схожу с ума, но за спиной, когда мы уходим, слышу шелест «Прощайте».
Мамин «лендровер» очень дряхл. Выглядит так, будто его не заводили много-много лет, а ездили и того раньше, во времена Второй мировой. Да, шансов у меня мало, но я полна решимости. Автомобилем мама пользовалась редко, в деревню выбиралась исключительно на автобусе.
— Ничего, если потребуется, мы и пешком пойдем.
На моей машине уехал Марри, потому что его все еще в ремонте.
Ключи торчат в замке зажигания, и я боюсь, вдруг успели заржаветь. Алекс забирается в машину вслед за мной. Помню, в детстве поездка на «лендровере» была для меня восхитительным приключением. Иногда к нам присоединялись Марри и Надин. Их мама давала нам с собой бутерброды. Мы подпрыгивали на ухабах, пели, снятая брезентовая крыша валялась у нас под ногами, а мама весело улыбалась.
Чудесным образом ключ поворачивается, и после пары попыток колымага вдруг заводится, как будто на ней ездят каждый день.
— Слава богу! — восклицаю я и выпрыгиваю из машины, чтобы открыть огромные деревянные ворота.