И Роксалана словно воочию увидела, как бился её возлюбленный с палачами и поборниками святой веры. Видела, как её маленький дух превратился в огромного чёрного кота размером с телёнка который рвал на куски каждого, кто вставал на его пути. И видела, как зеленоглазый палач ударил своим мечом Лео в грудь, а в следующий миг его самого разорвали страшные клыки чёрной смерти. И как её любимый из последних сил достал из кармана её брюк пузырьки с противоядием и влил их содержимое в её обескровленные холодные губы.
Закончив свой рассказ, опустил голову котодух, как будто ожидая удара от хозяйки, и в смирении готов был принять на себя её гнев и кару за то, что решился слишком поздно. За то, что не пришёл на помощь до того, как… Всё стало предрешено.
Пальцы ведьмы сжались в кулак и в тишине было слышно как захрустели костяшки пальцев, пламя потухло. А там, где раньше было её любящее сердце, всё сильнее разгорался огонь ненависти. Медленно она склонилась к своему помощнику и разделяя каждое слово прошипела:
— Я. Уничтожу. Их. Всех. И если в твоих силах остановить меня, лучше сделай это сейчас, пока снова не стало слишком поздно.
Ведьма вновь выпрямилась и перевела взгляд на бедро, где сквозь прореху в ткани проглядывала кровоточащая рана, а затем осмотрела комнату. На подоконнике она обнаружила металлический подсвечник в виде цветка на длинной ножке, и на её ладони снова появились язычки пламени, превращая подсвечник в светящийся прут. А затем по комнате поплыл удушающий запах горелой плоти. Прижигая рану, женщина даже не вздрогнула, ибо перестала чувствовать что либо, кроме жгучей злобы и ненависти.
Закончив, она покинула комнату дома, в котором познала безграничное счастье и невыносимую боль. Но лишь затем, чтобы испить её ещё больше. А перед этим до её слуха донеслись слова Асси.
— Я не стану тебя останавливать. Только помни, Лео отдал свою жизнь, чтобы ты жила дальше. Пусть его жертва не станет напрасной.
Выйдя в горницу, отшельница увидела скорбящего Микеля, который отсутствующим взглядом смотрел на тело погибшего сына, подавленный печалью от того, что пережил ребёнка. Светловолосый мужчина лежал на столе. Свет уходящего Второго солнца всё ещё освещал его лик. Казалось, что плотник просто спит, и если его окликнуть, то он откроет свои глаза и вновь улыбнётся доброй лучезарной улыбкой. Вновь подойдёт к своей возлюбленной и обнимет её, да поцелует нежно и заботливо. Но глубокая страшная рана на груди, окрасившая его рубашку алым, разбивала эту иллюзию вдребезги, как были разбиты надежды на долгую и полную радости жизнь пары влюблённых.
— Выйди, Микель, – вымолвила непослушными губами девушка, останавливаясь рядом с телом возлюбленного, и в голосе её прозвучало что-то такое, что не оставляло ни единого шанса на неповиновение. А затем склонилась над родным лицом, дрожащими пальцами касаясь уже холодных губ.
— Прости меня, любовь моя... Как бы я хотела всё исправить... Если бы я только могла, то поменялась бы с тобой местами не раздумывая... – тихий шёпот сменился поцелуем. Роксалана целовала Лео, и горючие слёзы катились по её щекам, окропляя бледную кожу умершего. Своими горячими ладонями она пыталась согреть холодные руки любимого, которые ещё прошлой ночью ласкали и обнимали её. А теперь обнимала его она, и её тело сотрясалось от рыданий и страшной боли, что рвалась сейчас изнутри.