– Ну, что? – Она поднялась навстречу дочери.
– Нормально, – ответила та, жалея, что не поинтересовалась, можно ли рассказать правду матери.
– Хорошо, что нормально, – Калерия Петровна обняла дочь за плечи, – пойдем домой. Тебе надо отдохнуть.
Дома мама уложила Нику в постель. Ника не сопротивлялась. Ей хотелось спрятаться от всего, что обрушилось на нее. От всего, что произошло за последнюю неделю – убийство, похороны, исчезновение Егора, слухи, сплетни, нездоровое любопытство со стороны знакомых и, наконец, подтверждение догадок, что ее мать и Бестужева связывали любовные отношения. Ника была рада, когда Калерия Петровна принесла ей чай и бутерброды, и сразу же, не задавая лишних вопросов, вышла.
Как только за матерью захлопнулась дверь, Ника вытянулась на постели, положила руки за голову и стала думать. Каким странным казался мир. Внешне он не изменился – те же яблони в саду, так же хлопает калитка, скрипят половицы на кухне, точно так же в доме пахнет деревом. Все как всегда, но жизнь изменилась. И ничего не поделаешь. Ника чувствовала себя старой. «Я – старая!» – произнесла она тихо. Фраза не показалась смешной, она показалась страшной. Она представляла, что скажут ей сейчас многие – что ей всего семнадцать, жизнь длинная, что все перемелется и время свое возьмет. Но она только бы рассмеялась в лицо – она не может дожидаться, пока все это перемелется. У нее есть важное дело – найти Егора. «Господи, а что будет дальше? Что случится потом?» – думала она, надеясь, что удастся что-то изменить к лучшему. «Подправить», как она полюбила говорить. Ника, как уже случалось не раз, вспоминала отношения с Егором, и ей казалось, что такого одиночества, такой боли от расставания в ее жизни уже не будет. «Где он?» – думала она, и ей захотелось сию минуту бежать на край света, выручать его из беды. Только вместо этого она повернулась на бок, закрыла глаза и незаметно уснула.
Их знакомство, дружба, влюбленность, их ссоры и примирения, даже их ревность и подозрения – в этом во всем было так много незрелого, почти детского. Казалось, это вечная игра молодости – попробовать на зуб жизнь, осторожно ступить на зыбкую почву любви, обязательств, обещаний. Казалось, в эти игры можно играть бесконечно и беззаботно – возраст выдает бесплатный билетик на этот аттракцион. Но вот случается нечто и вмиг разлетается все, что так забавляло, что, казалось, составляет смысл жизни. И остается то, на чем, по сути, эта жизнь держится. Ника повзрослела за эти пять дней, но она этого не заметила, только вдруг стала видеть больше, понимать глубже и сочувствовать сильнее. Этот ее рост происходил помимо ее воли, сообразно обстоятельствам и готовил к вступлению в другую жизнь. В ту, где решения нужно принимать самой и где нет никого, с кем можно разделить все эти душевные тяготы.
Проснулась она поздно – за окном светило солнце, и было ощущение, что на улице жара. Ника перевела взгляд на часы и ойкнула – судя по всему, она проспала почти сутки. Услышав ее движения, в комнату заглянула Калерия Петровна.
– Как ты? Выспалась? – Она присела на край дивана.
– Да, мам. Я даже не помню, как заснула.
– Это хорошо. Так и должно быть.
– Ты на работу идешь?
– Я уже была на работе, – улыбнулась мать, я зашла тебя проведать и перекусить. Вставай, вместе пообедаем.
– Ты знаешь, у нас очень хорошо дома, – улыбнулась Ника.
– Знаю. – Мать поцеловала Нику и пошла на кухню.
– Ты сегодня оставайся дома. Поваляйся, книжки почитай. Дел никаких нет. За хлебом только сходи. – Калерия Петровна разогревала обед.
Ника с мокрой после душа головой сидела с ногами на стуле и грызла корочку хлеба.
– Схожу, – ответила Ника. – Может, еще что-нибудь надо сделать?
– Не надо. В выходные окна помоем.
При этих словах Ника сморщилась. Шло лето, но оно никогда уже не будет таким, каким его представляли они с Егором.
– Ника, перестань! – Калерия Петровна положила ложку и подошла к дочери.
– Мама, где Егор? – уже в голос зарыдала Ника. Все, что накопилось за эти дни, вырвалось наружу. Мать гладила ее по голове, пытаясь успокоить.
Одиночество – это лучший способ понять происходящее. Ника проводила мать на работу, уселась за письменный стол. На листе бумаги она аккуратно начертила таблицу. В каждую графу внесла дату и время, рядом записывала все, до мельчайших подробностей, что происходило в этот день. Зачем она это делала – она еще не знала. Егор был в Москве в день гибели отца. И это обстоятельство не давало предположить каких-либо версий. А Ника не знала и не догадалась спросить у следователя, был ли Егор в этот день на занятиях. В какое время ему сообщили о случившемся, как, на какой электричке, каком автобусе или на чьей машине он добирался до Славска. Ника ничего этого не знала, и получалось, что вместо этого жуткого дня образовалась «черная дыра». Свою таблицу она рассматривала несколько минут, потом вздохнула. Ника не была наивной – понятно, что никуда она не «полезет», ни в чем разбираться не будет, она побоится помешать розыску и следствию. Все, что она сейчас аккуратно записала в колонки, – она сделала, чтобы попытаться ответить на вопросы внутри себя.