— Я плохо знаю его, но мне больше жаль Кейт, она такая мягкая, слабая. Правда, если бы она была похожа на Виллу, ему было бы еще хуже.
— Что!? — Голос Эббы едва не сорвался на визг.
— Да флирт с каждым, скандалы… С тех пор, как я здесь, каждый, кого бы я ни встретила, говорит мне о Вилле больше, чем о делах.
Эбба засмеялась низким голосом.
— Даже мой муж? Ну, возможно, вы правы. Она была глупым существом, но восхищала жизнелюбием. Мужчины любят таких, не правда ли? А что ваш Польсон?
— Он не мой!
— Значит, я ошиблась. Мне показалось, вы быстро нашли общий язык. Мягкий университетский профессор? Возможно, не такой уж и мягкий… Как у него с мозгами?
Грейс был неприятен этот разговор, и она ограничилась самым простым ответом:
— Не знаю. Мы не обсуждали интеллектуальные проблемы.
— О чем же тогда вы говорили?
— Большей частью о Вилле.
— Вот это тема! Другая женщина! — Она захохотала. — Знаете, Грейс, я открою вам один секрет. Все мы надеемся, что она не вернется, даже с мужем. Очень надоедливая особа.
— Она и не обещает вернуться немедленно, — сказала Грейс ровным голосом, наблюдая за лицом Эббы, на котором отразилось и удивление и ожидание.
— У вас что, есть от нее сообщение?
— Я получила письмо от сестры.
— Ну, Грейс! Какая вы скрытная! Почему не сказали сразу?
— Вы же сами говорите, что эта тема надоела.
— Но не факты же…
Грейс коротко пересказала письмо Виллы, Эбба подняла свою красивую голову и улыбнулась.
— Простите меня, Грейс, но это то, что Вилла заслуживает, она вела себя так…
— Вы про Билла Джордана? — перебила ее Грейс.
— Не только. Я вообще про ее непостоянство. Кто бы ни был этот Густав, он еще горько пожалеет, что связался с ней.
— Но ребенок? — напомнила Грейс.
— Ах, это… Полагаю, очень старомодный способ шантажировать мужчину.
Грейс удивленно подумала, способна ли эта женщина, с ее холодным аналитическим умом, на тепло или сочувствие. Кажется, ей доставляет удовольствие убеждаться, что Вилла попала в трудное положение.
Свен, Аксель, Якоб, Густав…
— Вилла когда-нибудь гостила у вас подолгу? — с любопытством спросила Грейс.
— Она приезжала к нам как-то на денек. С Синклерами. На уик-энд я ее никогда не приглашала. Мы ведь не были подругами. Вот вы другое дело. Вы так не похожи на свою кузину, — ответила Эбба на молчаливый вопрос Грейс. — Это все заметили.
Дорога шла через янтарно-желтый и темно-зеленый ландшафт. Холодные серые зубцы облаков висели на горизонте. Поля, насколько хватало глаз, стояли промокшие и прокисшие. Ряды подсолнухов с колеблющимися поникшими головками чернели на фоне придорожного коттеджа. Как Вилла с ее канареечной головкой… Не завяла ли она так же, не опустила ли вот так голову?
Эбба поехала медленнее, потом свернула на узкую дорогу, обсаженную березами, которая вела прямо в большой помещичий дом в миле отсюда.
— Приехали, — объявила Эбба.
Это был красивый дом цвета ананаса с темно-коричневой облицовкой. Длинный пролет ступеней вел к парадной двери. Головы орлов на балюстраде и длинный вытянутый газон перед домом. Не хватает только павлинов, иронически подумала Грейс, или ручных орлов. Место как раз для них.
Дверь открылась, и на ступенях появился Якоб, протягивая руку и учтиво улыбаясь.
— Добро пожаловать, Грейс, — сказал он.
При дневном свете он выглядел даже старше, бледная кожа обтягивала кости лица. Лет на двадцать старше своей жены, подсчитала Грейс. Возможно, и больше. И что бы ни чувствовала Эбба, выйдя за него замуж, кроме желания получить его титул и красивый дом, это все ушло. Баронесса пронеслась мимо Якоба в большой квадратный, обшитый темными панелями зал, бросив через плечо:
— Пойдемте к камину, Грейс! Выпьем. Как вам нравится наш баронский зал? Когда-нибудь я уберу все эти скучные панели. Все будет белое и золотое, как французское шато. Якоб волнуется, как будут выглядеть его трофеи на этом фоне, но я уберу и трофеи.
Трофеями были олень и кобыльи головы, висевшие рядом с роскошными грубыми мечами и старинными пистолетами.
— И семейные портреты не забудь, дорогая.
Грейс была склонна согласиться. Портреты выглядели декоративно и ярко. Она удивилась, может, Эбба обижалась на предков Якоба, потому что у самой не было ни одного, столь значительного?
— Портреты тоже, — согласилась Эбба. — Я устала жить под этими критическими взглядами. Когда я впервые сюда вошла, я подумала, что никогда не дождусь от них одобрения. Я думала, что они меня не полюбят из-за того, что я молодая. Но потом поняла — из-за того, что я живая. Так просто, правда? Якоб, это я так задираю тебя. Обещаю, что не выкину их пока…