— Я хочу, чтобы сегодня ночью ты пописал на меня, а я пописаю на тебя.
Я протрезвел, мгновенно и абсолютно. Честно говоря, я и сегодня не понимаю, в чем здесь может быть кайф. Тереса в упор посмотрела на меня и нахмурилась. Я, разумеется, знал, что умной ее не назовешь — это мягко сказано. Однако когда она радовалась и смеялась, это не было так заметно.
Танец закончился, и я отвел ее к столу, за которым сидел их оркестр. Однако Тереса просто взяла свою сумку и заявила мне, что идет домой. Три предыдущие ночи мы провели в моем номере, но я настаивать не стал.
Я вышел ее проводить. Мы пересекли широкий, совершенно темный бульвар и углубились в едва освещенные переулки. Тереса остановилась перед трехэтажным домом, окруженным палисадником. Все окна были погашены — было около трех ночи.
— Ты точно не будешь? — спросила она.
— Точно, — твердо сказал я.
Я знал, что она имела в виду.
— Подержи!
Тереса протянула мне сумку. Потом задрала подол платья и присела прямо на мостовой. Трусов на ней, это мне уже было привычно, не было. Вся сцена происходила в пяти метрах от ее дома, так что вряд ли Тереса просто не могла больше терпеть. Нет, ей важно было сделать это при мне.
Не знаю, почему я так и стоял там, пока не стихло журчание. Наверное, из-за ее сумки. Хотя я мог просто поставить ее на тротуар и уйти, но я лишь повернулся к ней спиной.
Тереса молча забрала у меня сумку. Я услышал ее гулкие шаги по каменным плитам, потом скрипнула калитка. Я обернулся — мне всё равно нужно было идти в ту сторону.
Тереса стояла у двери в подъезд, ища ключом замочную скважину.
— Пока! — сказала она.
Она больше не сердилась.
— Пока! — отозвался я.
И это было всё. Международная встреча закончилась, и больше мы не виделись.
Вернувшись в номер — мой сосед по молчаливому уговору уже которую ночь уходил спать в чужой, — я обнаружил, что пропала моя сумочка. У меня была такая сумка на кожаной петле, типа большого бумажника — в Москве их тогда называли педерасками. В сумке были какие-то деньги — это ерунда, на Кубе всё было по талонам, — но главное, пропали мои кубинские документы, изготовить которые, как я предполагал, было непросто. Я перерыл всё: я понимал, что серьезных объяснений, если документы не найдутся, мне не избежать. И потом всю ночь не мог заснуть.
Сумку свою я увидел на следующий день — она лежала на столе у Некрасова. За все время слета в гостинице он не появился ни разу — мы договорились, что я сам найду его, если что-то пойдет не так. А теперь он сидел напротив меня, строгал карандашик перочинным ножиком и поглядывал то на меня, то на сумочку, лежащую между нами на столе.
— Это вы ее взяли? — догадался я.
— Ну, не я сам.
Скрывать что-то в таких обстоятельствах было бы просто нелепо. Тем более, что Некрасову я доверял, как своему отцу. Так что я выложил ему всё, одним махом, включая мои субъективные ощущения.
— И тебе ни в какой момент не пришло в голову, что эта девушка запала на тебя не случайно?
— Нет, — честно ответил я, — не пришло. Хотя сейчас, когда вы это говорите…
Некрасов покивал головой.
— Это, брат, классика!
— А ведь мы проходили «медовые ловушки» в Балашихе, — на выдохе проговорил я.
Что было, согласитесь, совсем по-детски.
Некрасов был великодушен, как, впрочем, и всегда:
— Друг мой, между теорией и практикой…
Я замолчал. Я понял, что теперь нас с Ритой отправят обратно в Москву.
— Испытание было в этом?
— В том числе!
Некрасов проверил остроту грифеля и сложил, наконец, свой ножик.
— И результаты пойдут в Москву?
Некрасов встал и подтолкнул сумочку ко мне.
— Зачем! Снегу нет и следу нет. Я просто хотел, чтобы ты увидел, как это бывает.
Для Некрасова разговор явно был закончен. Я тоже поднялся и взял свою педераску.
— Мне, наверное, нужно всё рассказать Рите…
Некрасов хлопнул меня по спине и пошел со мной к двери.
— Не стоит.
И это было не распоряжение, которое куратор давал своему агенту, а просто совет человека пожившего совсем молодому.
4
Этот урок — Некрасов действительно за два года оснастил меня на всю жизнь — я запомнил хорошо. И если мне приходится иногда по работе флиртовать с неслучайными женщинами, в роли охотника всегда выступаю я. И вот надо же было такому случиться!
Лиз! Нет, это было какое-то наваждение! Час назад я был нормальным человеком с кучей серьезных и неотложных проблем. А теперь я стою перед зеркалом в прихожей своего номера и смотрю на свое отражение. А вдруг, говорю я себе, всё было по версии номер два? Она уже жила в этой гостинице, мы случайно встретились в пабе, а потом уже закономерно в холле, и я ей понравился… Нет?
У меня с внешностью, вообще-то, всё в порядке. Рост у меня — метр 75; как говорил мой отец, меня бы уже взяли в петровскую гвардию. Не толстый и не худой, мышц могло бы быть побольше, но к спорту я равнодушен. Лицо так себе, обыкновенное. Красивым меня не назовешь, но и уродом тоже. Вот, к примеру, Де Ниро или Аль Пачино — красивые или нет? Ведь нет — это не Редфорд или Ник Нолти! Вот и я такой — не отталкивающий, не бесцветный, но и ничего особенного. Глаза у меня, как многие говорят, умные, но когда сам на себя смотришь в зеркало, никогда этого не скажешь. Волосы редеют, иначе я бы не стал стричься так коротко. Короче, не Аполлон и не Парис. И еще царапина на лбу! Нет, заключил я, не похоже, что из-за меня можно в одночасье потерять голову.
А тогда, значит, точно подстава. А раз подстава, то нечего и размышлять, нечего и мучиться. Мало ли какие бомбы, в том числе секс-, припасены в арсеналах наших противников.
Я вытащил свой американский телефон и послал вызов на мобильный Джессики. Телефон зазвонил, но вызов она не принимала. Значит, еще не в самолете, просто отошла куда-то.
Я вспомнил, что должен позвонить Николаю, чтобы наплести ему по поводу Италии. Но набирать его со своего телефона, даже французского, мне уже не хотелось. С помощью очень простой аппаратуры можно тут же определить, откуда ты звонишь. Лучше сделать это из автомата. Я повесил на плечо сумку и вышел в коридор.
Нет, ну правда! Надо было такому случиться! Да еще со мной. И в моем положении. Час назад я был свободным человеком. А теперь жду лифта и думаю: «Вдруг она тоже едет в нем?» Выхожу в холл и кручу головой: ее здесь нет? Нет, нет! Отдавай ключ и иди себе, куда шел. Не надо искать знаков судьбы.
«Я просто хочу сказать, что если бы Лиз была подставой, совершенно случайно она оказалась бы сейчас в холле», — возразил я себе.
В ближайшей табачной лавке я купил телефонную карточку и тут же, с улицы, позвонил Николаю.
— Это я, — сказал я по-французски, когда он снял трубку. И добавил, чтобы он не дергался. — Я звоню из автомата.
— Нам надо встретиться! Быстро, очень быстро!
Николай явно нервничал: его достаточно приблизительный французский стал еще более приблизительным.
— Я не могу, — отрезал я, не вдаваясь в объяснения. — Мне срочно понадобилось уехать по делам в Италию.
— А твоя семья?
— Она уже здесь. Мы летим все вместе.
— Я приеду в аэропорт!
Николай даже не отдавал себе отчета, насколько его настойчивость выглядела подозрительной.
— Нет смысла! Мы через десять минут идем на посадку, — соврал я.
— Подожди! Это очень важно для тебя, — не сдавался Николай.
— Прости, ты пропадаешь, — сказал я. — Я тебя почти не слышу. Короче, скажи там, что я буду дома через неделю. Счастливо тебе!
В трубке Николай еще что-то пытался сказать, но я повесил ее на крючок.
Я едва вышел из кабины, как зазвонил мой французский мобильный. Вот пристал! Я дал отбой и отключил телефон.
В хитросплетении переулков пытаться поймать такси было бессмысленно. Можно было выйти на Сен-Жермен, но движение по бульвару одностороннее, и мы вынуждены были бы, так или иначе, проезжать мимо отеля «Клюни». А я слишком хорошо помнил, как мы засекли Штайнера на теплоходике, когда он полагал, что пребывает в полной безопасности. Так что я решил ехать на метро и пошел к набережной по улице Сент-Андре-дез-Ар.