Это решение далось Куропаткину очень тяжело. Его новая знакомая оказалась настоящим магнитом, притягивая к себе все мужские взгляды от 16 до 60 лет. В их числе оказался и Куропаткин, мужчина тридцати пяти лет. Но Анжела обратила внимание именно на него…
Он встретил ее в тех злополучных зарослях, в которых было совершено покушение на Корнилова. Тогда он еще не знал, что через несколько часов в этих зарослях будет убит Борис Эленберг. Кстати, надо будет сказать ей о том, чтобы она не вздумала больше сидеть там на лавочке, это очень опасно. Впрочем, он уже говорил ей об этом, и, потом, он же только что принял решение больше не встречаться с ней.
Он тогда шел к Корнилову, поговорить с ним в номере санатория, ведь из кабинета следователя потерпевший ушел так внезапно, не окончив беседы. Но, увидев эту женщину, забыл, куда направлялся. От удивления он уселся на лавочку возле нее и завел дурацкий разговор о том, что ему бы хотелось осмотреть место происшествия и не будет ли он ей мешать. Это было так глупо! Во-первых, он должен был попросить ее уйти, предъявив свои корочки. Во-вторых, ни в коем случае не следовало говорить о том, что в этих кустах было совершено покушение. Есть такое понятие — тайна следствия. И он должен был придерживаться элементарных правил. Но при виде умопомрачительной женщины у него из головы выветрились не только тайны следствия, но и вообще все. Он бормотал что-то, неловко отвечал на ее испуганные вопросы о нападении и рассказывал, каким образом проводят экспертизу. Ну не дурак ли он?!
Конечно, Анжела не преступница, это и ежу понятно, но зачем ей знать о милицейских секретах?
В результате он все-таки осмотрел место нападения, но в ее присутствии. А потом они разговорились, и беседовали обо всем подряд, до двенадцати ночи. Он, как галантный кавалер, предложил ей свой пиджак и боялся, что она скажет о том, что уже поздно и ей пора. А еще больше он боялся услышать, что она поссорилась с мужем или другом и поэтому не спешит домой, пытаясь досадить…
Но она ничего такого не сказала. Она ахала, удивлялась, смеялась и переживала, слушая его милицейские байки. А он, идиот, чувствовал себя героем, раскрывшим все преступления, которые попадались на его жизненном пути. Наверняка она подумала, что он хвастун. Тем не менее не отказалась сходить вместе с ним в галерею живописи, когда он ляпнул об этом на прощание. Значит, он ей понравился? Может ли быть такое, когда заурядный следователь понравился такой красавице? Или… или она нашла его незаурядным? Ведь она пригласила его в гости — сегодня вечером. Сказала, что приготовит ужин. Отблагодарит его за приглашение в галерею. Зачем он согласился?
Впрочем, теперь уже все равно. Ему не надо с ней встречаться, не надо. Эти встречи не доведут до добра, и ему останутся лишь воспоминания и тяжесть на душе от того, что он изменил жене. И, кто знает, может быть, ему так понравится, что он вообще потеряет голову и уедет с ней? Бросит Наташку и сына? Нет, это невозможно! Но зато он станет изменять и впоследствии с другими женщинами, почувствовав вкус свободы! А результат окажется тем же — жена заберет сына и уйдет от него.
Следователь Куропаткин решил не поддаваться на провокации, потому что мнимая свобода загонит его в тупик, из которого он не сможет выбраться.
Эмма, Эмма, Эмма… Денис не мог отделаться от воспоминаний о ней, о ее зеленых кошачьих глазах, белой коже, ее мягком голосе, в котором иногда проскальзывали металлические нотки, вследствие чего ее просьбы обретали очертания приказа, ее слова воспринимались как немедленное руководство к действию. Денис чувствовал себя виноватым, если у него не было возможности или желания моментально исполнить одну из многочисленных ее просьб. И вскоре после свадьбы вдруг понял, что эта вина давит на него. Чтобы избавиться от чувства вины, ему теперь приходилось строго следить за тем, чтобы жена не получала отказов от него ни по какому поводу. А насчет голоса он все хотел поговорить с ней, но робел. Подумать только, он, Денис Корнилов, удачливый бизнесмен, робеет перед собственной женой! Хотя вначале ее голос завораживал его. Но тогда в нем еще не было этих металлических приказных ноток. Ведь они появились уже после свадьбы…
Когда ее голос и она сама стали раздражать его, он тоже испугался. Боялся признаться самому себе, что не может видеть этих вычтенных по ранжиру полотенец в ванной, Зубных щеток, стоящих в своих пластиковых ячейках рядом на расстоянии строго в два сантиметра, не больше и не меньше. Не может видеть шахматного порядка в холодильнике: справа на верхней полке — колбасные изделия для плебея Корнилова, слева — сыр. На второй полке слева — кисломолочные продукты для Эммы с пониженным количеством жиров, творожки, йогурты и кефир, справа — зерновые хлебцы для нее же. На третьей полке справа — кастрюлька с плебейским супом, который специально для Дениса готовила такая же плебейка тетя Сима, слева — салат-латук для Эммы. Внизу, в сосудах лежали овощи и фрукты. Справа — овощи, слева — фрукты. Только так, и не иначе. Даже в морозилке, куда Эмма практически никогда не заглядывала, разве что за замороженной зеленью, слева лежала рыба, а справа — мясо, которое с глубоким чувством вины поедал Денис в то время, когда Эммы не было дома. Тетя Сима, не терзаемая чувством вины, бурчала и намеренно доводила Эмму великолепными запахами мяса по-французски, сациви, курицы гриль и запеченной в горшочке севрюги. Эмма была непреклонна, и это тоже раздражало Дениса.
На дверце холодильника его не раздражали только яйца, потому что лежали в изначально отведенном для них месте. И этого не могла изменить даже Эмма. На остальных же полочках двери стояли соусы — французский, испанский, соевый — для Эммы и чесночный «Балтимор» для плебея Корнилова. Бутылочки с соусами для Эммы были выстроены в шеренгу, как солдаты, начиная с самой высокой бутылочки, а в стороне маялась бутылка «Балтимора» для Дениса, как недостойная высоких своих зарубежных собратьев. А в самом отдалении притаилась полупустая банка татарского соуса, который очень любил Денис. Он купил ее втихаря и поставил за чесночный соус, чтобы Эмма не заметила. Иначе не миновать ее насмешек. Когда она обличала его в отсутствии вкуса, то была по-настоящему беспощадной. Ее острый язычок бил точно в цель. У Дениса даже сформировалось вполне определенное мнение о себе как о недостойном человеке. Сначала он и впрямь не мог нарадоваться на то, что эта «мисс совершенство» стала его женой. Он удивлялся, как же могло такое случиться, что она обратила внимание на обычного парня. И поражался, что она не вышла замуж сразу же после школы. С ее внешностью, безупречностью манер, тон-Ким вкусом и изяществом Эмма должна была бы поселиться во дворце лорда, не иначе. Сначала Денис таял от счастья, когда Эмма подчеркивала, что вышла замуж за него, а не за какого-нибудь английского аристократа. Он думал, что она таким вот необычным образом признается ему в любви. Впрочем, Эмма сама была необычной девушкой, как он тогда считал, и все ее поступки и слова он рассматривал именно с такой стороны. И только много позже, когда она окончательно превратила его в настоящее ничтожество, он вдруг вспомнил, что до женитьбы никогда не думал о себе в таком ключе. И никто, он мог поклясться в этом, никто не считал Дениса Корнилова ничтожеством. Кроме Эммы. Эммы, которая уже и не скрывала того, что думает о муже. Когда-то она еще использовала метод кнута и пряника, и если говорила гадости, то завуалированные. Сейчас же остался только кнут. Денис не мог понять, почему же его не тянет домой, к жене, после работы, пока не начал анализировать их отношения. А когда углубился, ему стало страшно. У него возникло такое чувство, что жена целенаправленно делает из него своего раба, которому достаточно кинуть кость раз в три дня, чтобы он совсем не оголодал, а в остальное время следует указывать ему его место.