— Ураган, — сказала Генриетта. — Хоть бы еще чего-нибудь подкинул.
Снова хлопнула рама, и по воздуху проплыло чудесное белое парчовое платье. Прежде чем они успели изумиться, окно хлопнуло в третий раз, и Генриетте на колени упало золотое колечко с молочно-белой жемчужиной, как раз под стать ее жемчужной нитке.
Генриетта нарядилась в парчовое платье, обула туфельки, надела на пальчик кольцо, и все ей так шло, что она сразу стала прехорошенькой.
— Вот это ураган! — сказал дядюшка Титус. — Даже туфли у людей с ног срывает.
Но никакого урагана не было. Когда они выглянули в сад, ни один листочек не шевелился на дереве. Лишь арфа играла, играла громко и торжественно, и не что-нибудь, а знаменитый «Обручальный вальс» композитора Бассмейера.
На следующее утро кто-то забарабанил в парадную дверь. Дядюшка Титус спустился вниз и отпер: на пороге стоял иссохший человек с бледным, почти прозрачным лицом. Незнакомец поклонился и сказал:
— Борей. Пришел жаловаться на свою невесту.
— А я тут при чем? — удивился дядюшка Титус.
— Как-никак вы ее дядя.
— Никакой я не дядя вашей невесты! — запротестовал дядюшка Титус.
Тут, съехав вниз по перилам, появилась Генриетта.
— Послушать его, милая невеста, — обратился к Генриетте Борей, — он тебе вовсе не дядя.
— Я вовсе не ваша невеста! — воскликнула Генриетта.
— А кольцо? Ведь мое кольцо у нее на пальце, — повернулся Борей к дядюшке Титусу. — Но когда я сегодня заглянул к ней в комнату и поцеловал ее в щеку, вместо ласковых слов я услышал: «Как здесь дует!»
Дядюшка с серьезной миной попросил Борея войти в дом, чтобы спокойно все обсудить.
— Будьте же благоразумны, — сказал он, — Генриетта слишком молода для вас.
— Нисколько, — ответил Борей. — Мне самому лишь семь миллионов лет.
— Но это недоразумение, — сказал дядюшка Титус. — У Генриетты и в мыслях не было выходить за вас замуж.
— Зачем же она со мной обручилась? — холодно возразил Борей. — Я люблю Генриетту и добьюсь ее, хотя бы мне ради этого пришлось разнести ваш дурацкий домик в щепки.
— Я должен сообщить племяннице об исходе наших переговоров, — со вздохом произнес дядюшка Титус. — А вы тем временем посидите в печи.
— Мерси, — сказал Борей.
Дядюшка Титус открыл дверцу, и Борей скользнул в печь. Тут дядюшка Титус поспешно схватил заслонку, кинулся на крышу и накрыл трубу.
— Попались! — крикнул он.
— Чувствую, — сказал Борей.
— И я вас выпущу, только если вы поклянетесь никогда больше не искать встреч с Генриеттой.
— Ничего другого не остается, — сказал Борей, — но я всю жизнь буду ее любить.
Дядюшка Титус отодвинул заслонку. Из трубы потянуло холодом. Арфа издавала жалобные стоны, и тяжелые капли дождя окропили землю, обозначая путь удалявшегося Борея.
— Он плачет! — воскликнула Генриетта и готова была расхохотаться.
— Не смейся, — сказал дядюшка Титус, — а запомни хорошенько: если тот, кому ты мила, тебе не мил, он жестоко страдает, пусть даже сама ты ничего не чувствуешь.
— Удивительная история, — должен был признать Пиль.
— Все истории о Генриетте и дядюшке Титусе удивительные, — сказал мальчик, — а все потому, что Генриетта большая выдумщица, а дядюшка Титус — самый великий изобретатель из всех дядюшек.
— А ведь верно изобретатель! — хлопнул себя по лбу Пиль. — Чуть не забыл, ведь Трест ждет.
— Что ты наделал, сынок! — воскликнул Пошка.
— Например, когда дядюшка Титус изобрел новый экскаватор, — невозмутимо продолжал Пошка-младший, — тут приключилось…
— Что? — спросил Пиль.
— Да сядьте же, — сказал хитрец, — вы все ходите взад и вперед, а это действует мне на нервы.
Пиль уселся возле решетки на камень, и Пошка-младший с готовностью рассказал историю
3
О КОРОЛЕ ЛАУРИНЕ
Вскоре после того как дядюшка Титус возвратился из Бразилии и стал у нас в Шварце главным инженером на разработках бурого угля, он изобрел большущий новый экскаватор. Генриетта дружила с экскаваторщиком Пошкой и очень часто забиралась к нему в кабину. Ей нравилось глядеть, как огромные ковши захватывают уголь и в мгновение ока ссыпают в стоящие наготове вагоны. Но однажды воздух вдруг наполнился чудесным ароматом. Генриетта прижалась носом к стеклу кабины и увидела среди бурых обломков угля ворох свежих роз. Розы были пунцовые, величиной с блюдце и удивительно пахли.