— Думаю, ты знаешь, — непререкаемым тоном ответил Мелроуз. — Теперь я все понял. Я смирился с судьбой, а вот ты — нет. И теперь у тебя есть семь лет на то, чтобы скрыть свои делишки.
Мэлия почувствовала озноб.
— О чем он, Остин?
— Не представляю. У него старческий маразм.
— Я говорю об использовании неприкосновенного капитала — для того, чтобы сколотить состояние, — заявил Мелроуз. — Ты ведь именно это задумал, Остин? А для этого тебе понадобилось провести пять миллионов через счет корпорации, вот и все.
— Заткнись, старик! — огрызнулся Остин.
— Все, что тебе было нужно, — так это деньги Эда Колемана, мои и Ники. Правда, когда капитал заработал, землетрясение разрушило эту чертову копь в Колумбии. Эд запаниковал, и что случилось? Раз — и он мертв!
Мэлия судорожно вцепилась в спинку стула.
— Господи, Остин, о чем он говорит?
Ее златовласый любовник уверенно улыбнулся ей.
— Просто дела не пошли, — сказал Остин. — Вот только не пойму, отчего это Мелроуз выбрал для объяснений такой неподходящий момент. — Остин мрачно посмотрел на Мелроуза. — Будь я на твоем месте, я бы забыл об этом. Ты заслужил покой, вот и наслаждайся им. Тебе надо отправиться в длительное путешествие подальше от этих мест.
Встав с кресла, Мелроуз направился в его сторону.
— Тебе этого очень хочется, не так ли? Хочешь, чтобы я ушел с твоей дороги. И не надейся. Я буду ходить здесь и все вынюхивать — до тех пор, пока не узнаю, что случилось с Ники.
Остин приподнял бокал.
— Что ж, желаю удачи.
Мелроуз подошел к нему вплотную.
— Это твоих рук дело, Остин. Я нюхом чую!
С грохотом поставив бокал на стол, Остин круто обернулся. Щеки его горели, но голос оставался спокойным.
— Мы много лет были друзьями, а сейчас ты просто обезумел от горя, так что давай не будем обсуждать эту историю.
— Да, мы много лет были друзьями, но лишь сейчас я раскусил тебя. За исчезновением Ники стоишь ты — в точности как ты стоял за смертью Эда Колемана. Кто же следующий? Я?
— Довольно! — рявкнул Остин. — Я иду спать. — Он хотел было уйти, но Мелроуз схватил его за воротник рубашки и повернул лицом к себе.
— Ты — чудовище, — спокойно проговорил Мелроуз.
Схватив Мелроуза за запястья, Остин оторвал его руки от своей рубашки.
— И тебе не стоит забывать об этом, старик.
Несколько напряженных секунд мужчины гневно смотрели друг на друга. Затем Остин оттолкнул Мелроуза и вышел из кабинета. Мэлии казалось, что ей не хватает воздуха. Женщина не слышала шагов Мелроуза и удивленно подняла на него глаза, когда он положил руку ей на плечо.
— Я еду домой, Мэлия.
— Назад в Хило?
— Вряд ли я смогу проводить здесь столько же времени, как прежде. Позвонишь мне, если узнаешь что-то новое?
Мелроуз уехал и Мэлия неосознанно пошла вслед за Остином. Возможно, если бы совсем недавно Джек Кейзи не напомнил ей о былом, ее любовь к Остину, как обычно, ослепила бы ее и не позволила трезво взглянуть на происходящее. Но сейчас появившееся в доме облако печали накрыло ослепляющее пламя, и Мэлия явственно увидела пугающие тени той страшной ночи.
Она все помнила с такой ясностью, словно это было вчера. Девятнадцатилетняя Мэлия, запаниковав, бросилась в детскую, соседствующую с комнатой хозяйки, чтобы взять там полотенца. Новорожденной девочке, которую она второпях положила в колыбельку и которая заходилась от крика, было всего несколько минут. А Остин стоял, склонившись над ней, с подушкой в руках.
Он поднял на нее глаза, и она не узнала Остина. Его лицо напоминало безжизненную маску.
— Помоги мне, Мэлия, — попросил он. — Помоги получить то, что принадлежит мне по праву.
Роженица кричала. Ребенок плакал. В дверь позвонили — это приехала бригада «скорой». Глаза ее любовника застыли, как куски льда.
— Я займусь с ними, — промолвил он, — а ты избавься от этого, — он кивнул на малышку.
Он так ни разу и не спросил, что она сделала с младенцем. Когда Мэлия в полночь вернулась домой, Остин поджидал ее в дверях. Заключив ее в объятия, он увел ее в спальню и с такой страстью занимался любовью всю ночь напролет, что она забыла обо всем на свете. Когда на следующий день они узнали о рождении второго ребенка, Остин выдумал целую историю, которую все приняли на веру. Первый ребенок якобы родился мертвым и был похоронен на семейном кладбище.
Несколько дней Мэлия пыталась объяснить себе произошедшее и примириться со случившимся. Однажды она видела Остина на грани помешательства — это было тогда, когда он узнал, что все состояние переходит к его брату. Потом его затаенный гнев перенесся на ребенка Филипа. Однако припадков безумия больше не было — как не видела Мэлия больше и того пугающего выражения лица Остина, которое так поразило ее.