Выбрать главу

Дела призвали Штифке в Петербург, где ему предложили несколько выгодных заказов. Однако связь со Златоустом он не терял и вскоре узнал, что кузнеца выпустили на свободу. Штифке пришел к выводу: Маркел так надежно спрятал поющую саблю, что полиции не удалось ни вернуть похищенную ценность, ни добиться признания у обвиняемого. Людвиг Карлович стал собираться на Урал, чтобы наконец-то выкупить у кузнеца булатную саблю.

Но и тут подстерегала неожиданность. Штифке был вынужден срочно покинуть пределы Российской империи: в Золингене умер один из владельцев небольшого оружейного завода, и Штифке приобрел его, выгодно вложив капитал. Клинки с клеймом золингеновского оружейника экспонировались на выставке в Париже, он получил большой заказ на кавалерийские палаши. Счет в банке сразу же удвоился.

— Готовимся к войне,— решил Людвиг Карлович,— иначе зачем нам столько оружия?

Война. С кем — с Россией или с ближними соседями? Впрочем, война Россию не минет. А может, это и есть удобный случай, которого он дожидается шестнадцать лет? Долго ли еще? Возраст не ждет! А вдруг война затянется? Что ж, за него потрудится Конрад. Мальчик честолюбив и упрям. Упрямство — фамильная черта всех Штифке.

— Ты, вероятно, ожидал увидеть меня в гробу и уже подсчитывал свою долю наследства? — усмехнулся в лицо оторопевшему сыну Штифке-старший.

— Я рад, безмерно рад, что ты жив и здоров,— лепетал Конрад, втихомолку злясь на отца за его догадливость.

— Насчет завещания, Кони, можешь быть спокоен, ты получишь больше, чем сестры. Прости за шутку с телеграммой. Маленькая военная хитрость.— Штифке улыбнулся и продолжил: — Кони, ты уехал со мной из России, когда тебе было десять лет. Скажи, ты еще не забыл русский язык?

— Зачем ты об этом спрашиваешь, отец?

— Садись рядом и слушай,— сказал Людвиг Карлович.

— Это более чем странно,— рассмеялся Конрад, выслушав отца,— неужели мы, лучшие в мире инженеры и химики, не можем создать саблю, которая была бы достойна той, которую ты мне описал?! В конечном счете не сабли определяют исход войны. Тебе из каприза нужна эта поющая сабля. Но не проще ли нанять певичку, и пусть она услаждает твой слух с утра до вечера,— пошутил Конрад.

— Молокосос! — отрывисто произнес Людвиг Карлович.

Конрад испуганно вскочил и по привычке, вколоченной в него в училище, вытянулся перед отцом по стойке смирно.

— Не сабля меня интересует,— медленно произнес Штифке-старший,— хотя и не скрываю, что мои клинки, бессильны перед ней. Я думаю прежде всего о тебе и о твоих товарищах по оружию. Сталь, Кони, основа любой войны. Чем крепче сталь, тем сильней характер нации. И тот из противников, у кого сталь окажется тверже, способен одержать победу. К сожалению, какой-то особый секрет сплава и закалки стали для нас пока неизвестен. Можем ли мы быть уверенными в себе, пока этим секретом владеют русские мастера? Заполучи саблю, мой мальчик, и давний спор, чья сталь крепче, решится в нашу пользу. Попади «старый соболь» в руки инженеров, ученых, они сразу докопаются до сути. Надеюсь, теперь ты меня понял, Кони?

«Это у него старческое»,— подумал снисходительно Конрад. Но, чтобы не огорчать вспыльчивого, как порох, отца, сказал другое:

— Прости, отец, я судил несколько поверхностно о том, что для тебя представляется серьезным.

— Для всех нас,— поправил сына Людвиг Карлович.

Конрад погостил неделю. Перед самым отъездом в полк отец отдал сыну записную книжку.

Запомни, старшего сына кузнеца Маркела зовут Иван, младшего, черт бы побрал эти азиатские имена, не то Кирейша, не то Кирюша. Иван старше тебя на несколько лет. Уверен, сабля хранится у него.

АВГУСТ 1914 ГОДА

День за днем звон колоколов плыл над городом. Попы с амвона торжественно предрекали скорую победу православному воинству. Грозной октавой в ушах прихожан отдавался дьяконовский бас. Задрав вверх бороду, дьякон слал проклятья германскому и австрийскому государям, осмелившимся объявить войну Российскому государю помазаннику божьему Николаю II.

В городе на видных местах расклеены царские манифесты и приказы уездного и губернского воинского присутствия о мобилизации.

На вокзале толчея. Мобилизованные прощались с семьями, родственниками, друзьями. Два духовых оркестра — один военный, другой местной пожарной команды — заглушили разговоры, смех, плач, выкрики. Покраснев от натуги, музыканты бойко играли державный гимн «Боже, царя храни ».

Молодой офицер-кавалерист, сдвинув на затылок фуражку, наклонился к гимназистке.