Когда Эймс подтвердил факт предательства Мартынова, мне не принесло никакого удовлетворения, что я был прав в моих подозрениях относительно внедренного в резидентуру агента противника — только больше нервов и напряжения. Теперь мне предстояло жить и работать с мыслью, что мой товарищ по службе, который мне даже нравился, продавал и меня, и всех нас в резидентуре вот уже в течение трех лет. Андросов опять находился в отпуске; пока он не вернется в Вашингтон, мне не с кем было поделиться полученной от Эймса новостью. Этой ночью мне так и не удалось заснуть. Утром по дороге в посольство я пытался утешить себя тем, что вся эта печальная драма является, увы, частью моей работы. Почему случившееся должно меня так расстраивать?
Логика моих мыслей не принесла, однако, утешения и по приезде в резидентуру. Мне было необходимо вести себя так, будто ничего не произошло. Я пытался освежить в памяти, каким образом я обычно вел себя с Мартыновым. Как мы приветствовали друг друга при встрече? Я улыбался? Крепко сжимал его руку, когда мы здоровались? Странно, но я ничего не мог вспомнить.
Поскольку кондиционер в помещении резидентуры работал плохо, моя дверь обычно была открытой для лучшего проветривания кабинета далее тогда, когда я работал с секретными документами. Мартынов делал то же самое. Мы часто переговаривались, обсуждая политические новости и оперативную обстановку в городе. Сегодня у меня будет трудный день.
Я уже отправил телеграмму Крючкову, когда в резидентуре появился Мартынов. Склонившись над бумагами, я сделал вид, что его не заметил. Минут через двадцать я не выдержал и постучался в его дверь.
— Доброе утро, — сказал я, пытаясь придать моему голосу деловой, но не сердитый тон.
— Привет, — ответил сидящий за своим столом Мартынов, подняв голову.
— Мои ребята вчера вечером перехватили переговоры «наружки» в районе Пентагон-сити. Ты посылаешь сегодня туда кого-нибудь? Предупреди их, там могут быть бригады наружного наблюдения.
— Я не помню, что кто-то там должен быть сегодня, но я проверю.
— Хорошо. Юра из линии «ПР» вчера там делал покупки, но ничего не заметил, поэтому дай мне знать, если что. Возможно, это просто совпадение. Он никому не говорил, что будет в этом месте, очевидно, «наружка» наблюдала за кем-то другим.
Мартынов, как мне показалось, не заметил каких-либо изменений в моем поведении. Успокоившись, я вернулся к своему столу. Через некоторое время он меня информировал, что никто из его сотрудников не заметил что-либо подозрительное в районе Пентагон-сити, и каждый из нас занялся своими делами.
Незаметно наблюдая за поведением Мартынова в последующие недели и месяцы, я, как мне казалось, научился понимать его настроение. Например, явные признаки напряжения могли быть индикаторами его предстоящих встреч с сотрудниками ФБР. По крайней мере, так мне казалось. Правда, было трудно сказать, насколько мое постоянное наблюдение за Мартыновым делало суждение о нем объективным. Мартынов годами жил двойной жизнью и привык к этому. Мне также было необходимо наблюдать за возможными изменениями в поведении жены Мартынова и его детей при встречах с ними в жилом комплексе или на даче посольства на Чесапикском заливе. Мне помогало и то обстоятельство, что никто в посольстве не знал о предательстве Мартынова, и это исключало возможность какой-либо утечки. По возвращении Андросова из отпуска он присоединился к поискам вариантов надежного возвращения Мартынова в Москву. Наши предложения мы отправили в Центр, где над этим тоже ломали голову. Одна из идей состояла в передаче Мартынову на связь агента из Мексики, где его было бы легче нейтрализовать и вывезти в СССР. В итоге мы отказались от нее — все это выглядело слишком уж нелогично и подозрительно. Ибо, если бы в самом деле речь шла о передаче ему нового источника, об этом, учитывая существующую практику, с ним должны были говорить во время его последнего визита в Москву. Далее если бы мы смогли реализовать эту идею с Мексикой, Бюро, несомненно, организовало бы какую-нибудь схему его защиты там. Для начала, например, американцы держали бы его под постоянным наблюдением, предусмотрев для предателя сигналы в случае грозящей ему опасности.