Отсюда отправлялся в 1189 г. в третий крестовый поход король Филипп-Август вместе со своим родичем и союзником английским королём Ричардом I Львиное Сердце. А за полтора века до того жила тут королева Франции, дочь киевского Великого князя Ярослава Мудрого Анна, жена Генриха (Анри) I, после смерти мужа — регентша при малолетнем сыне (будущем Филиппе I).
При Филиппе IV Красивом (1285–1314) дворец был расширен. В нем построили Зал Стражей (ок. 300 кв. м.) — сводчатое помещение в стиле ранней готики, и грандиозный Зал Вооруженных площадью около 2 тыс. кв. м. Этот невероятный зал, законченный в 1315 году, имеет длину более 70 метров. Своды его держатся на 69 пилястрах и колоннах. Из зала широкий арочный пролёт выводит в дворцовую кухню, прозванную столетием позднее Кухней Св. Луи (Людовика), хотя она была построена при короле Жане Добром в 1350 г. Четыре угла кухни срезаны четырьмя каминами, в каждом из которых жарились на вертелах по два быка.
Предлагаю читателю самостоятельно высчитать, сколько гостей размещалось на королевских пирах за П-образным бесконечной длины столом в этом двухтысячеметровом зале, который тогда был одновременно и пиршественным, и тронным, и бальным: в нём, отодвинув столы к стенам, танцевали медленную торжественную павану, а в перерывах между танцами слушали пенье менестрелей под звуки арф.
Быков же для обедов этих, как и прочие припасы, доставляли по Сене на баржах и перегружали в кухню прямо через специальное окно с блоком.
Башни Консьержери носят названия Бонбек, Цезарева и Серебряная. За башней Бонбек открывается проход в помещения Трибунала, где в дни якобинской диктатуры и заседал революционный трибунал.
Тюрьмой Консьержери стал вскоре после переезда первых королей династии Валуа в Лувр в 1370-х годах. Но обычно эта новая тюрьма пустовала: высокопоставленные узники содержались, как правило, в Бастилии, а тут держали воров и бродяг, которых в те времена было в тюрьмах меньше, чем благородных узников. Из государственных преступников содержали здесь только не дворян, и то много позднее. Так сидел здесь убийца Генриха IV Равальяк, вождь Соляного Бунта во времена Людовика XIV Мандрен и еще несколько знаменитостей.
Но в дни Робеспьера социальный состав населения тюрьмы изменился. Если еще в 1790-91 годах в первый период революции в огромном зале пара десятков воров играли в пятнашки или в чехарду, как пишет современник, то в 1793-м тут было помещено более тысячи человек. Рядом, в Зале стражей, находились дамы. Достаточно было в те дни просто принадлежать к аристократии, чтобы двери Консьержери распахнулись перед вами. Но отсюда уже не выходили, а только выезжали на огромной скрипучей фуре, которая везла по мостам и набережным под улюлюканье черни к тому месту, где в тот день стояла гильотина. Площадей и любопытных в Париже было много, а гильотина — одна, и её регулярно перевозили с места на место.
Список из 2780 имен обезглавленных можно увидеть на стене музея Консьержери в помещении трибунала. Вице-президент Революционного трибунала Коффиналь, бессменный судья и он же зачастую прокурор в одних и тех же "процессах", лично отправил на гильотину две тысячи из этих 2780 человек. Но кроме гильотинированных погибло прямо в тюрьме несколько десятков человек, когда в сентябре 1792 г. во внутренний двор ворвалась подогретая якобинцами толпа. Ворвавшиеся вытаскивали первых попавшихся узников, чтобы тут же их повесить. Стража, естественно, на помощь "врагам народа" не спешила.
Перед тем как взойти на фуру, узники, особенно женщины, обязаны были пройти через Туалетный Зал. Последний "туалет" был просто обыском, при котором отбирались все, не отнятые во время предыдущих обысков, драгоценности ("достояние Республики"), затем женщинам стригли волосы и отбирали одежду ("достояние господина палача, согласно решению революционного Трибунала"), давая взамен холщовые балахоны. Так что Робеспьер и его товарищи уже изобрели то, что стало позором середины ХХ века. Только масштабы ещё были не те…
Эту процедуру последнего туалета прошла и королева…
ОБРАТНАЯ ПРИЧИННОСТЬ
У круглой башни
Консьержери
В воде расквашены
Фонари.
Антуанетта глядит в окно.
Парижа нету:
В воде черно.
Тиха стихия без "высших мер":
Листы сухие, да хрип химер.
То факел бьётся,
то ночь слепа…
Потом ворвётся в тюрьму толпа —
Ворота — грудью в булыжный двор:
Веревки — судьи,
нож — прокурор!