Итак, мы приступили к настоящей работе, и читатель, подобно начальнику производства БАПКО, вправе ожидать более подробного рассказа о наших планах и чаяниях. В тот первый день полевых работ мы лицезрели следы труда трех предшественников. Естественно было задаться вопросом, что мы можем добавить к уже проделанному ими. Пока шла подготовка экспедиции, нас достаточно часто спрашивали об этом, и мы обычно отвечали, что история Бахрейна до воцарения на нем ислама в VII в. нашей эры совсем неизвестна, да и последующий период вплоть до учреждения в XVI в. португальских торговых постов в Персидском заливе теряется во мраке. Так что нам годится все, что может бросить свет на историю Бахрейна в раннеисламские и особенно доисламские времена. Погребальные холмы свидетельствовали, что в доисламской истории Бахрейна были необычные и, вероятно, достаточно важные главы. Однако нас интересовало не только место курганов в истории острова, мы замахивались на большее— определить место Бахрейна в мировой истории.
Какой археолог устоит против соблазна заняться реконструкцией истории? Теоретически археолог — технический работник, его научные изыскания и раскопки поставляют материал, по которому историк воссоздает картины прошлого. На самом деле речь идет о двух неразделимых процессах. Мало того, что археолог не может устоять против соблазна выдвигать исторические гипотезы, сообразующиеся с археологическими фактами, мало. того, что нередко именно он лучше других вооружен, чтобы судить о найденном, — налицо постоянная обратная связь, материал раскопок ложится в основу исторических гипотез, которые затем проверяются дальнейшими раскопками и подтверждаются или пересматриваются, после чего следует новая проверка.
Мы не считали, что превосходим наших предшественников на Бахрейне как археологи (хотя техника с той поры несомненно усовершенствовалась), однако нам представлялось, что их гипотезы о месте Бахрейна в мировой истории недостаточно проверены. Маккей заявил, что во II тысячелетии до н. э. Бахрейн служил кладбищем для населявших, по его мнению, в ту пору Аравийский материк кочевых племен. Такое объяснение вполне укладывалось в историческую картину, если считать его верным, Придо полагал, что на Бахрейне жили и умирали финикийцы до того, как переселились в исторически известную Финикию на берегах Восточного Средиземноморья. Опять-таки пригодное объяснение, если допустить, что оно правильно; к тому же оно вроде бы подтверждалось сообщением Геродота о том, что современные ему финикийцы считали своих предков выходцами из области Аравийского залива. Гораздо более детальную гипотезу выдвинул Дюран, а точнее, в приложении к его отчету выдвинул такой видный авторитет, как сэр Генри Роулинсон. Он писал в 1880 г.: «Следует указать, что на ассирийских табличках (плитках), от самых древних до самых последних, постоянно упоминается остров, именуемый на аккадском языке Нидукки, на ассирийском языке — Тильвун или Тильмун, и название это несомненно подразумевает Бахрейн…». Сэр Генри Роулинсон обладал интуицией, которую так и хочется назвать сверхъестественной; он уже тогда понял, что страна Дильмун играла чрезвычайно большую роль в сознании древних жителей Месопотамии. Как будет показано дальше, последующие открытия подтвердили, что Дильмун занимал совсем особое место в истории и мифологии Двуречья. Когда Роулинсон опубликовал смелое предположение, что Бахрейн мог быть Дильмуном, свидетельств в пользу этой гипотезы было маловато. Прибавилось ли их с тех пор? Настоящая книга призвана ответить на этот вопрос.
Было бы несправедливым умолчать здесь о видном ученом Питере Брюсе Корнуолле, который в годы второй мировой войны раскопал ряд бахрейнских курганов и позднее написал отчет, приводя свидетельства в пользу отождествления Бахрейна с Дильмуном. Его имя не упомянуто раньше только потому, что мы, начиная свою работу, фактически ничего не знали сверх того, что на острове некоторое время работал американский археолог. Лишь несколько лет спустя, да и то окольными путями, нам удалось раздобыть фотокопию неопубликованного отчета доктора Корнуолла и точно выяснить, какие курганы он раскапывал.
Итак, приступая к полевым работам, мы были готовы признать достойным изучения все, что предшествовало португальскому периоду. Проще говоря, мы поставили себе задачу выяснить, что происходило на острове с того времени, когда на его землю впервые ступил человек, до начала письменной истории Бахрейна всего пятьсот лет назад. Теоретически нас одинаково интересовали изделия каменного века, развалины раннего исламского периода и курганы, к которым всецело был прикован интерес наших предшественников. На практике мы отлично сознавали, что один вопрос неизбежно потеснит все прочие: стараясь определить место Бахрейна в мировой истории, мы поневоле окажемся в роли искателей Дильмуна.
Глава вторая
«СЛОВНО РЫБА ПОСРЕДИ МОРЯ»
Сдается мне, не человек «открывает забытые цивилизации» — скорее, когда придет время, они сами себя обнаруживают, пользуясь, так сказать, подвернувшимися ресурсами и людьми. Во всяком случае, так было со страной Дильмун, которая за последние сто лет медленно всплывала на поверхность мировой истории, после того как двадцать четыре века таилась в ее пучинах.
Почти два с половиной тысячелетия Дильмун в прямом смысле слова оставался куда более основательно забытой цивилизацией, чем, скажем, Ассирия, Египет, Вавилония, даже Хеттская империя, Шумер и минойский Крит.
Сведения о том, что Вавилон, Ниневия и стовратные Фивы были столицами могущественных империй задолго до эпохи греков и римлян, сохранялись всегда, об этом знали историки классической древности, монахи средневековья, ученые Возрождения. Забыто было только местоположение этих столиц. Роль Крита как мощной державы в Средиземноморье до возвышения Эллады на материке ясно отражена в поэмах Гомера и в классических легендах о Тезее и Минотавре. Однако для того, чтобы доказать, что «Илиада» и легенда не чистый вымысел, понадобились проведенные Артуром Эвансом раскопки огромного дворца в Кноссе. Верно, что роль Хеттского государства и Шумера как великих держав была совсем забыта, но по крайней мере остались их названия. О хеттах и стране Шинар сообщается в начальных книгах Библии.
Однако ни в трудах классических историков, ни в библейских текстах, ни в эпических поэмах, ни в легендах страна Дильмун не упоминалась. Двадцать четыре столетия ни один человек не слышал этого названия; его нельзя было прочесть ни в книгах, ни в манускриптах или надписях.
А между тем более двух тысячелетий, столько же, сколько Дильмун затем пребывал в забвении, имя его было, как говорится, обиходным. Страну Дильмун хорошо знали купцы и путешественники, историки и географы, ее славили в песнях и поэмах, мифах и мироописаниях. Двадцать с лишним веков люди Дильмуна странствовали по всему известному тогда миру. Изделия и надписи дильмунцев найдены от Греции до границ Бирмы.
Путь к Дильмуну проложило повторное открытие цивилизаций Ассирии и Вавилонии, где первые систематические исследования начались в 1842 г., когда Поль Эмиль Ботта был назначен французским консулом в Мосул (север Ирака). О том, как Ботта, пораженный видом огромных холмов Наби Юнус и Куюнджик на противоположном от Мосула берегу Тигра, начал раскапывать сперва Наби Юнус, потом, когда ему запретили, — Куюнджик, писалось неоднократно[9]. Три месяца работы на Куюнджике не принесли особых плодов, однако вызвали живой интерес местных жителей. Один крестьянин из селения Хорсабад (оно расположено километрах в двадцати к северо-востоку от Куюнджика), приметив, как тщательно собираются все обломки камня и кирпича с надписями, посоветовал Ботте, если его уж так занимают подобные вещи, копать в Хорсабаде — там тысячи обломком с надписями. Ботта отнесся к его словам недоверчиво, однако послал в Хорсабад двух-трех рабочих. Те почти сразу наткнулись на стену, облицованную скульптурными алебастровыми плитами…
После этого Ботта перебазировался в Хорсабад и за полтора года, преодолевая всяческие помехи, чинимые турецким губернатором Мосула, раскопал целый дворец, таившийся в хорсабадском холме. На свет явилось около сотни помещений и коридоров, причем большинство стен было украшено рельефными изображениями битв и религиозных процессий, богов и правителей, выполненными в неведомом до той поры стиле. Украшения и одежды человеческих фигур оказались совершенно новыми для науки; высеченные на камне чудовища воплощали совсем неизвестную мифологию; дверные проемы обрамлялись крылатыми скульптурами быков и львов с человеческими головами. Между резными плитами и прямо на них помещались длинные надписи, выполненные клинописью.
9
Об открытиях Э. Ботта и Г. Лэйярда подробнее см.: