– Я думала, мы уничтожили тебя. Бомба ведь взорвалась?
– Конечно, – жизнерадостно подхватил Оби. – Бомба взорвалась, как и полагается. Но дело в том, что колода, которой я играю, крапленая. Бомба уничтожила не контроль, а преграды к контролю. В общем, все вышло так, как мы и планировали.
– "Мы"? – озадаченно повторила Мавра.
– Да, мы с доктором Зиндером, – сказал компьютер. – Видишь ли, Трелиг с самого начала опасался, что кто-то посторонний получит надо мной контроль. На этот случай он велел встроить в мои ключевые цепи бомбы. По его приказу, доктор Зиндер разработал целую систему взрывных устройств. Но они все имели электрические пускатели. Другими словами, я сам должен был подать к ним питание. В этом-то и заключался весь фокус! Ты же знаешь, я запрограммирован так, что не способен участвовать в собственном уничтожении. Доктор Зиндер знал, что я никогда не выполню приказ подать туда ток. Но одна бомба, которая должна была уничтожить целые модули, отделяющие мои сознательные цепи от бессознательных и систем жизнеобеспечения, могла сработать от внешних воздействий. Дело несложное, но требовались исполнители. Поэтому, когда все пошло наперекосяк и планетоид застрял на орбите Мира Колодца, мне пришлось создать ситуацию, при которой кто-нибудь обязательно запустит это взрывное устройство.
Мавра слушала его с открытым ртом – И как ты это сделал?
– Ну, во-первых, в планах, которые я внушил агентам вроде тебя, это единственное взрывное устройство, описанное детально. Именно оно приходит в голову, когда начинаешь думать об уничтожении Новых Помпеи.
Она усмехнулась:
– Значит, ты воспользовался обстоятельствами, но… никто же еще не знал о существовании Мира Колодца и что все мы туда попадем?
– Пришлось пораскинуть мозгами, – объяснил компьютер. – Существовала большая вероятность, что вы умрете, когда мы с доктором Зиндером попытаемся сбежать в Мир Колодца. Но если мы не попытаемся, значит, останемся под контролем Трелига или Юлина. А это значит, что обязательно появятся люди, которые захотят остановить их, уничтожив меня. Я просто учел случайную возможность – и она сработала!
– Через двадцать два года, – вставила Мавра.
– Я не жалуюсь, – ответил Оби. – За эти годы я многое узнал. А теперь, Мавра, я стал личностью, абсолютно самодостаточным организмом. Я контролирую, воспринимаю и вижу все на этом планетоиде. Я присутствую как в Подземной, так и в Надземной части. И никто больше не сможет отдавать мне приказы. Теперь я – не только эта комната, Мавра, я – Новые Помпеи. И обе тарелки – большая и малая – тоже.
Мавра не могла разделить его радость. "Никто не должен обладать подобной властью", – подумала она.
– Да, прошу извинить меня за то, что не связался с тобой раньше – вся моя энергия ушла на симуляцию полного разгрома, пока мои сервисные модули, над которыми у меня раньше не было сознательного контроля, ремонтировали и модифицировали меня. Так что теперь я личность, Мавра! Независимый организм!
– Но ты ведь планетоид, – напомнила она. Это ни в коей мере не смутило Оби.
– Ну и что? Вспомни существа, которые тебе довелось увидеть, посмотри на себя. Я не буду таким оригинальным. Внешний вид совершенно не важен. Самое главное – что у тебя внутри. Это одна из заповедей Мира Колодца. Кстати, ты не находишь, что тамошние формы жизни представляют собой параллели человеческому обществу? Толстые, худые, высокие, темные, светлые. Смотри на внутреннее содержание, а не на внешнюю оболочку. В Мире Колодца с этим намного проще. Никому нет никакого дела, как ты выглядишь. Главное – общие марковианские корни.
Мавра вздохнула.
– Наверное, ты прав, – устало сказала она. – Чем ты собираешься заняться? И кстати, где мы находимся?
– Сначала последний вопрос. Мы находимся в галактике М-51, на орбите одинокой звезды, примерно в тридцати пяти миллионах световых лет от разумных существ. Я выбрал это место, еще сидя на крючке у Колодца. На случай, если мне придется куда-нибудь удрать. Что касается первого твоего вопроса… – Он умолк, явно колеблясь, стоит ли произносить самое сокровенное. – Мавра, почему ты не пошла с остальными? Почему ты решила умереть? У тебя с самого начала было такое желание?
– Да. Колодец – для меня не место. Я выжила там только потому, что хотела убедиться – Новые Помпеи никогда больше не попадут в руки подобных Трелигу или Юлину. И что теперь? Всю свою жизнь я гордилась своей независимостью. Возвращение в Мир Колодца означает, что тебя снова наугад превратят в какую-нибудь зверушку. Может, в разумный моллюск или в цветок, а может, в вуклийца или экундца. Моим мнением никто не поинтересуется. И даже если выбор Колодца окажется удачным, вся Вселенная будет ограничена для меня рамками одной небольшой планеты. Что касается Конфедерации – на какое-то время я стану героем, но это продлится совсем недолго. Скоро я превращусь просто в уродца, четырехногую женщину с хвостом. Может, это и неплохой облик для Глатриэля, цирка или зоопарка. Но у меня не будет ни свободы, ни корабля, ни звезд, ни свободы выбора. Что еще мне оставалось? Даже то малое, что я имела, – моя жизнь и мои достижения – оказалось ложью. Я всегда считала, что нельзя никому быть обязанной. Но даже нищие приняли меня к себе только потому, что их об этом попросили, и помогали мне только потому, что их об этом попросили или заплатили. Лицо, которое делало это, послало мне мужа, чтобы он вытащил меня из борделя.
– Но Нисонги действительно привязался к тебе, – напомнил Оби.
– Я так считала, но не в этом дело. Если бы не Бразил, мы бы вообще не встретились. А если бы и встретились, я стала бы для него еще одной девушкой из бара. Теперь, когда я все это вспоминаю, меня мучает вопрос: а было ли в моей жизни хоть что-нибудь настоящее? Сколько раз я спасалась благодаря удачному стечению обстоятельств, бесконечным счастливым случайностям. Мелочи – но в итоге они составили мою жизнь. Даже ты – ты запрограммировал меня для достижения собственных целей, и я все сделала так, как тебе было нужно. А в Мире Колодца друг Бразила Ортега и мои собственные бабка с дедом не постеснялись создать целый опекунский совет.
– Ты недооцениваешь себя, – обрушился на нее Оби. – Ты всего добивалась самостоятельно. Возможность – это еще не цель. Ты достигла всего своей изобретательностью, умом и отвагой. И в тебе заложен гораздо больший потенциал.
Мавра покачала головой:
– Не забывай про Джоши. Я привязалась к нему, и он был полезен мне. Он стал частью моей жизни. Но я точно знаю, что никогда бы… – голос ее дрогнул, – никогда бы не сделала того же ради него. Он погиб, чтобы спасти меня! Зачем?
– Наверное, он любил тебя, – мягко ответил компьютер. – В истории любовь – самое широко употребляемое слово. А по сути оно означает, что другой для тебя важнее и дороже, чем ты сам. Это частичка чуда, так редко встречающегося в этой Вселенной. Это то качество, которое утратили марковиане, потому что любое божество эгоцентрично. Они потеряли способность принимать участие в других, разучились любить остальных так, как ты сам хочешь быть любим. И тогда внутри у них образовалась безжизненная пустота, которая и стала их проклятием. Трагедия марковиан заключалась в том, что они даже не были способны ее понять.
Мавра презрительно фыркнула:
– А я? Во мне это тоже не заложено. Меня всю жизнь кто-то любил, Оби, Бразил, родители, дед с бабкой, а особенно Джоши, а я ничего не давала им взамен. Мне нечего было дать. Я не знаю, как это делается. Я даже не совсем понимаю тебя сейчас.
– Когда Джоши не стало, ты плакала, – тихо напомнил Оби. – Теперь ты запуталась и упиваешься жалостью к себе. Однако все в твоих руках, Мавра Чанг, ты еще сможешь понять это.
– Ты имеешь в виду одну из количественных характеристик, которые ты измеряешь, обрабатывая меня? – едко спросила она.
– Любовь не измеряется количественно, – ответил Оби. – Вот почему марковиане не смогли ее выжать из своих замечательных компьютеров. Вот почему и у гедемондасов тоже ничего не получится. Они отгородились от остального человечества. Вся их энергия направлена на то, чтобы выделить и количественно измерить этот элемент. Тем самым они отвергают свою способность жить ради других. – Он помолчал. – Как и марковиане, ты столкнулась с чем-то неопределенным, его нельзя потрогать, измерить или дать ему четкое определение. И твоя себялюбивая сущность разъедает тебя, твое эго желает освободиться. Ты желаешь смерти – и марковиане в конце концов захотели прекратить свое существование, но у тебя нет даже их благородных мотивов. Парадоксально, что самопожертвование марковиан стало результатом душевного порыва, на который они, по их собственному убеждению, уже были не способны.