— Так скоро! — воскликнула Моника. — Tant pis![37]
Она обняла Марину, слезно обещая писать ей каждый день.
В объятиях подруги Марина смотрела через ее плечо на отстраненную фигуру Саймона. Тот стоял у окна с таким видом, словно не знал, что она уезжает и, быть может, очень надолго.
— Прошу, приезжайте еще. Мы всегда вам рады, — сморкалась в платок мадам Соланж.
В конце концов, Саймон подошел и взял ее за руку.
— Всего доброго. Надеюсь, ваша дорога будет безопасной, — сказал он, а затем почти небрежно поцеловал ей руку.
Марина чувствовала себя совершенно расстроенной. Краем глаза она заметила, что Моника бросает на брата тревожные взгляды.
— Ты скоро вернешься, я знаю, — утешала она, взяв Марину за руку и выводя ее в холл.
У Марины, однако, было отчетливое ощущение, что произошло нечто, чего она не знает.
Когда она забралась в экипаж, на нее навалилось знакомое чувство заброшенности. Все были в слезах. Однако Саймон не вышел на порог, чтобы помахать ей рукой на прощание.
— Как странно, — заметила Элен, когда они ехали в направлении вокзала.
— Что такое? — спросила Марина, стараясь не расплакаться.
— Месье Саймон не помахал вам на прощание.
— Вероятно, он был занят, — ответила Марина, опуская глаза.
— Так вот я и думаю, что это странно, — упорствовала Элен.
— Я была бы признательна, если бы ты держала свои мысли при себе, — сухо сказала Марина, что было на нее совсем не похоже.
Слова едва успели сорваться с губ, как Марина уже пожалела, что так резко разговаривает с преданной служанкой.
— Прости, Элен, — сказала она, когда они подъезжали к вокзалу. — Я не привыкла пить шампанское в такой ранний час, это совершенно выбило меня из колеи.
— Что вы, мисс, не нужно извиняться, — тихо ответила Элен.
Марина чувствовала, что предстоящая дорога сулит им не один тяжелый момент.
* * *
Поездка действительно оказалась ужасной. Погода ухудшилась, поднялся шторм, во время которого корабль швыряло из стороны в сторону.
Марина и Элен страдали от морской болезни. Когда корабль прибыл в Дувр, обе были совершенно обессилены.
— На поезд до Лондона мы уже не успеем, — вздохнула Марина, когда их вещи грузили на ожидающий экипаж, — нужно найти гостиницу и переночевать здесь. Утром мы почувствуем себя лучше.
Пока Марина устраивалась на сиденье, Элен велела кучеру отвезти их в лучшую гостиницу Дувра. Вскоре они уже были в своем номере и готовились ложиться спать.
И Марина, и Элен крепко проспали всю ночь. Было уже довольно поздно, когда они поднялись с постелей, и Элен пришлось упрашивать администратора гостиницы, чтобы им подали завтрак.
— Нужно отправляться на вокзал, мисс, — сказала Элен, когда они закончили трапезу. — Я узнавала у швейцара, в одиннадцать часов есть поезд.
— Это значит, что мы поспеем домой как раз к полуденному чаю, — объявила Марина, приободряясь. — Очень надеюсь, что папа будет дома, когда мы приедем.
Девушке стало легче на душе, пока она ждала в вестибюле возвращения Элен; носильщик и коридорный пытались справиться с их объемным багажом.
Они с запасом успели на поезд, и мысли Марины вернулись к странному поведению Саймона.
Порывшись в саквояже, она достала пачку писем. Среди них была записка от Саймона, которую он приложил когда-то к подаренному букету.
Когда девушка развязала ленту, скреплявшую письма, один довольно измятый конверт упал ей на колени.
«Что это? — заинтересовалась Марина, разглаживая письмо. — О Боже... Это письмо от сэра Питера Бейли, в котором он приглашал меня на суаре двадцать четвертого числа».
Девушка на миг задумалась, а потом обратилась к Элен, которая на этот раз ехала вместе с ней.
— Элен, какое сегодня число?
— Двадцать первое, мисс.
Марина быстро решила, что если Саймон больше ею не интересуется, она испробует другую возможность.
— Интересно, если я отвечу сегодня, приглашение останется в силе? — сказала она вслух.
— Что такое? — озадаченно спросила Элен.
— Сэр Питер Бейли — я коротко виделась с ним перед тем, как мы уехали в Париж, — он приглашал меня на суаре к себе домой.
— Думаю, он будет рад вас видеть, мисс, раз написал вам приглашение.
Марина приободрилась, но ее по-прежнему волновало поведение Саймона, и остаток дороги она провела, гадая, правильно ли понимала его намерения по отношению к себе.
На вокзале «Виктория» Марина беспокойно ждала, пока Элен найдет им извозчика. Лондон пах и выглядел почти так же, как когда она покидала его.
— Кажется, будто мы только вчера садились на паром, а потом на поезд до Парижа, — заметила она, когда наемный экипаж заспешил, нагруженный их чемоданами.
— Я рада возвращению. Жду не дождусь, когда поем нормального хлеба с маслом.
Марина улыбнулась про себя. Верная служанка почти ни на что не жаловалась, пока они были за границей, если не считать стенаний по поводу вкуса французского хлеба.
— Я очень надеюсь, что папа встретит нас дома, — тихо сказала Марина.
— Непременно встретит, мисс.
— Мне бы твою уверенность.
Она вздохнула.
Вскоре экипаж прибыл на Харли-стрит. Было уже за полдень, и Марина чувствовала себя довольно усталой. Она все еще не отошла после штормового плаванья, в то время как Элен сияла, словно начищенная металлическая пуговица.
Фроум открыл дверь почти сразу после звонка, и какой-то незнакомый юноша выбежал, чтобы забрать багаж.
— Кто это? — спросила Марина, поздоровавшись с Фроумом, лицо которого как всегда ничего не выражало.
— Новый младший слуга, мисс Марина, — угрюмо ответил он.
Войдя в холл, Марина оглянулась, чтобы узнать, дома ли отец, но его нигде не было видно. Вместо этого она с удивлением обнаружила, что прихожую полностью переоформили, и у подножья лестницы теперь стоит новая вешалка и две огромные разукрашенные вазы.
— Где мой отец, Фроум? — спросила девушка, отметив все изменения.
— Выехал в своем экипаже, мисс, — нараспев ответил тот, — скоро должен вернуться.
«Теплая встреча, нечего сказать», — подумала Марина.
В этот миг Фроум вручил ей два письма.
Взглянув на них, Марина отметила, что оба, по всей видимости, написаны одним человеком.
«В этом почерке есть что-то знакомое...» — подумала она и полезла в саквояж за связкой писем.
И действительно, послание сэра Питера Бейли было написано той же рукой, что и два новых письма.
Поднимаясь по лестнице, девушка принялась открывать их. Они были присланы двумя неделями раньше и содержали повторную просьбу посетить суаре сэра Питера.
«А он настойчив, — заключила Марина, подходя к двери в свою спальню. — Нужно написать ему сегодня и объяснить, что я не отвечала, потому что была за границей. Он не мог слышать, как мы с Генриеттой обсуждали мой скорый отъезд».
Оторвав взгляд от писем, девушка уступила дорогу Элен, которая пыталась внести огромную коробку со шляпами, купленными в Париже.
— Боже мой! Куда подевалось псише[38]? — воскликнула она.
Марина внимательно оглядела комнату и в изумлении открыла рот.
Высокое зеркало, которое всегда стояло в углу, исчезло, и на его месте теперь была пустота.
— А вы заметили те две жуткие вазы у подножья лестницы? По-моему, хозяин совсем сошел с ума! Они чересчур крупные для прихожей, и этот неуклюжий олух — новый слуга — непременно их разобьет.
— Да, мне тоже это показалось странным. Папа никогда не был приверженцем излишних украшений и не позволял маме перегружать дом безделушками.
— Что же, ясно одно, кто-то был в этой комнате и передвигал мебель. Почему комод стоит здесь, и что делает этот торшер у окна? А?
Элен издала мощный вздох и поспешила к провинившемуся предмету. Подхватив торшер, служанка понесла его туда, где он стоял раньше, и, удовлетворенно хмыкнув, поставила на место.