– Прикольно… – выдавил я.
Тут же из выломанного мною дверного проёма показалось лицо толстенного дядьки в тельняшке:
– Поосторожней, брат! Ноги беречь надо! Как и остальное. А то жалко всё-таки.
Потом он аккуратно снял дверь с моей ноги и повесил обратно.
– Шалят петли. У них такое бывает… – пояснил толстяк.
Шишка, добро пожаловать, сказал я себе и потрогал место удара. А вслух спросил:
– А вы тут, случайно, не старший менеджер отеля?
– Старший менеджер! Ну, парень, ты даёшь! – засмеялся здоровяк и тоже хлопнул меня по плечу. Это было немногим слабее упавшей двери. – Давай, заходи, старший менеджер! Добро пожаловать!
По обшарпанному виду вагончиков было понятно, что их привезли на полуостров лет пятьдесят назад, если не больше. Внутри – темно, ничего не видно, и я сразу же ударился головой обо что-то твёрдое.
– Вторая шишка, добро пожаловать, – сказал я себе.
– Ты нам тут всю мебель порушишь, – добродушно проговорил толстяк и пропал где-то в глубинах строения. – Ха, старший менеджер!
– Как же тут можно спать? – спросил я отца.
– Можно, – коротко ответил он, расчищая панцирные кровати от сваленных там коробок. – Можно, потому что безопасно.
Я сел на кровать. Она пружинила подо мной, но веселее от этого не становилось. За мутными окнами был серый-пресерый Север.
Да, заехали мы. В глубине живота зародилось желание побыстрее сбежать, вернуться в привычный мир. Хоть пешком. Пока недалеко забрались. Это чувство росло, поднималось к лёгким и глазам. Ещё чуть-чуть, и я бы точно заплакал. Но отец не обращал на мои переживания никакого внимания и не отвечал на мой обиженный взгляд.
Уже потом он признался, что всё видел: и моё отчаяние, и немой вопрос, смешанный с укором, – но молчал, не реагировал.
– Мы ведь не могли раскиснуть на пару от того, что всё вокруг выглядит так неважно, – улыбался отец. – Пожалеть себя проще простого. Надо учиться преодолевать трудности. Вот мы с тобой и учились.
Когда отец говорил об этом несколько месяцев спустя, мы лежали посреди ярко-красного с оранжевыми и зелёными вкраплениями ковра заполярной тундры под лучами северного солнца. Мы раскинули уставшие руки-ноги на упругом ягеле и мечтательно смотрели на причудливые очертания облаков в высоком прозрачном небе.
– К тому же я знал, что на самом деле здесь всё по-другому, – произнёс он сонным голосом, собираясь вздремнуть несколько минут прямо посреди кустиков брусники и морошки.
Но всё это было спустя почти три месяца.
Открытие мира с тряпкой в руках
От перешейка, где находилась промежуточная база геологов, дорога вела дальше на север. Она петляла между сопок, поднималась на перевалы, спускалась вниз, огибала озёра и болотца. Хотя, сказать по правде, и дорогой-то её назвать можно было лишь условно. Отец рассказал, что давным-давно её пробили монахи. Не то в XVI, не то в XV веке. Не очень-то понятно, зачем они это делали, подумал я, зачем шли в края, где снег лежит чуть ли не круглый год.
Я опять замёрз, но уже знал, как с этим бороться. Я надел тёплый бушлат, который мне дали геологи. Да, в таких условиях быстро начинаешь понимать истинную ценность вещей и подарков.
Через час выяснилось, что у гэтээски сломалась третья скорость. Водитель перешёл на вторую. Так и плелись мы со скоростью десять километров в час до самого маяка. Я попытался слушать плеер, но он вскоре сел, потому что я забыл его зарядить.
Посёлок, куда мы ехали, находился рядом с маяком и назывался Цыпнаволок. Посёлок – это тоже громко сказано. Всего-то грунтовая дорога длиною метров сто. Не очень ровная и не очень прямая, с лужами и кое-где торчащими из земли камнями. Но утрамбована она была почти до состояния асфальта. И ведёт с одной стороны к морю, с другой – в тундру. Вот и все варианты.
По сторонам этой условной улицы стояли дома, сараи, котельная и что-то ещё в том же духе. Напротив единственной трёхэтажки – дизельная подстанция из серого силикатного кирпича. Рядом с ней – заброшенное здание с выбитыми окнами, над входом в которое висела покосившаяся надпись «Баня». Чуть в стороне – нечто странное с узкими окнами в мутных стеклянных квадратиках и закрытой на замок ржавой дверью. Когда-то здание было зелёным, кое-где остатки цвета ещё проступали. Вместе с краской обвалились и части кирпичей, остатки которых теперь смотрели на мир своими грязными рваными краями, точно куски мяса.
Наверное, когда-то здесь всё было новым и чистым, а жизнь – разумной и понятной. Теперь покосившиеся полуразрушенные строения больше походили на окружавший их каменный мир. Построенные в безлюдных местах, они словно удалялись от покинувших их людей, распадаясь среди скал, становясь их частью и подобием. Чуть поодаль сквозь пелену тумана проступала пограничная застава. Над нею торчали антенны с проводами, изгибавшимися дугой и гудевшими при порывах ветра.