Для того чтобы конкретизировать вопрос, давайте возьмем в качестве примера одну страну из Восточной Азии и одну из другого региона. Как Нигерия, так и Гонконг увеличили свои запасы физического капитала на единицу рабочей силы за период с 1960-го по 1985 г. более чем на 250 %. Результаты этих масштабных инвестиций были различны: в Нигерии объем выпуска на рабочего вырос с 1960-го по 1985 г. на 12 %, а в Гонконге — на 328 %. Сравните другую, еще более капиталоемкую пару стран: Гамбия и Япония. Обе они за тот же период увеличили запасы капитала в расчете на одного рабочего более чем на 500 %. При этом в Гамбии объем выпуска на рабочего вырос с 1960-го по 1985 г. на 2 %, в Японии — на 260 % [21]. Эти сравнения — самые показательные, но вывод верен для всей выборки: различиями в темпах роста капитала большинство различий в темпах роста объема выпуска не объясняются. (Возможно, капиталовложения измеряются некорректно, потому что не все измеряемые «инвестиции» реально идут на покупку производительных машин. Но я все равно бы заключил, что измеряемые инвестиции не являются ключом к росту.)
Сошлюсь еще на один пример, доказывающий бесперспективность объяснения экономического роста накоплением капитала. В промышленном секторе Танзании объем капитала на одного рабочего за период с 1976-го по 1990 г. рос на 8 % в год. Но объем производства на одного рабочего в том же секторе за тот же период падал на 3,4 % в год. Это особенно удивительно, поскольку Танзания могла бы импортировать оборудование и технологии, а соотношение между затратами и выпуском в промышленном секторе не должно сильно различаться по странам [22].
В-третьих, ставки доходности в Восточной Азии вели себя не так, как должны были бы, если бы накопление капитала являлось основным источником роста. Как мы убедились, когда роль такого источника выполняет переходное накопление капитала, доходность на капитал изначально высока. Накопление капитала должно приводить к убывающей отдаче; при ней ставка доходности на капитал падает. Но в исследовании 1997 г. было показано, что в Сингапуре доходность на капитал не падала, а увеличивалась [23]. В этом исследовании делается вывод, что в Сингапуре главным фактором быстрого роста выпуска на одного работника был технический прогресс. К сходным выводам автор пришел и при рассмотрении остальных членов Банды Четырех.
В 1970-х гг. Всемирный банк принял участие в финансировании обувной фабрики Морогоро в Танзании. Фабрика располагала рабочей силой, оборудованием и новейшими обувными технологиями. У нее было все, кроме обуви. Она ни разу не смогла достичь объема производства, большего, чем 4 % от запланированной мощности. Предполагалось, что это предприятие обеспечит весь обувной рынок Танзании, а три четверти продукции будет экспортировать в Европу. Между тем оно не вывезло из страны ни одного ботинка. Как оказалось, производственные помещения не приспособлены к танзанийскому климату — стены цехов были алюминиевые, система вентиляции не предусматривалась. В 1990 г. производство полностью остановилось [24].
Тот факт, что во многих развивающихся странах техника не более производительна, чем спойлеры на «Шевроле», говорит не столько о самой этой технике, сколько о том, в какой среде она используется. Обувная фабрика Морогоро принадлежала правительству Танзании. А это правительство с момента обретения страной независимости загубило все большие и малые инициативы, направленные на экономическое развитие.
Увеличение числа машин без соответствующей мотивации для роста оказалось бесполезным. Возможно, машины производили изделия, которые никому не были нужны. Возможно, недоставало других важных составляющих (характерная для Танзании и других мест проблема состояла в том, что импортное сырье и запчасти нередко оказывались недоступны из-за государственного контроля над продажей долларов производителям). Когда правительство разрушает рыночные стимулы для эффективного использования машин, они не только не могут выступать постоянным источником роста, но и практически невостребованным оказывается их производительный потенциал.