Неожиданный эндшпиль
Гилберт ждал ее ответа, но Моник не спешила. Дуэль характеров продолжалась несколько дней. И ему она доставляла огромное удовольствие. Он так увлекся игрой в ожидание, что чуть не забыл о встрече. Такого с ним никогда ранее не случалось. Мужчина собирался со скоростью пули, но в ложу попал с первыми аккордами увертюры.
Моник сидела в кресле в расслабленной позе. На ее загорелом теле красовалось малиновое вечернее платье из легкого шелка. Сладковатый аромат духов, будто погружал в ауру этой восхитительной женщины. Взгляд Гилберта спустился к груди, тревожащей невесомую ткань при каждом вдохе, скользнул по телу, зацепился на бедре. Белья под нарядом нет, только ножки в тонких чулках. Кромка одного из них виднелась в разрезе, что был с его стороны. И ведь ничего вызывающего, даже в попытке соблазнения не обвинишь. Белье под такие платья просто не полагается, вырез на спине, вполне допустимый - до лопаток. Как и разрез до середины бедра, - он призван интриговать, а не соблазнять. Белые с искринками лодочки на венском каблуке, волосы уложены в почти скромную ракушку, «потерявшую» лишь пару локонов, падавших на шею. На руках перчатки в тон лодочкам, небольшие бриллиантовые серьги и браслет, палантин, что скроет открытые плечи, едва дама выйдет из ложи. Но слишком много стараний, чтобы выглядеть как всегда. Гилберт про себя улыбнулся, сел в кресло рядом с невестой и окунулся в мир оперы. Он постарается, чтобы дистанция между ними была не менее двадцати сантиметров. Она же борец за соблюдение этикета? Вот он и будет его соблюдать.
-Прекрасная постановка, не находите? – спросила Моник во время антракта.
-Согласен, постановка удалась, а вот исполнители могли чуть больше постараться, - Гилберт внимательно посмотрел на свою даму. Наряд в стиле тридцатых очень ей шел. Мысленно мужчина не раз пустился в путешествие в поисках застежки, представляя, как платье скользит по женственным формам, едва цепляется за заострившиеся соски, замирает на бедрах, неуловимое движение и малиновая ткань у ее ног. Ножки по очереди покидают шелковую «лужицу», заодно освобождаясь от туфелек. Ловкие пальчики скатывают чулки. И последний штрих – булавка, что держит прическу, покидает копну пшеничных с золотом волос, и они рассыпается по точеным плечам.
-А мне кажется, что дело в неблагодарных зрителях, - малиновые губы касаются хрусталя бокала, Моник делает пару глотков из высокого узкого фужера с игристым вином. Ставит его и едва касаясь проводит пальчиками снизу-вверх.
-Зрители ждут окончания постановки. Вдруг актеры смогу исправиться?
-И чем благодарная аудитория их в таком случае порадует?
-Признанием таланта, - этот диалог с подтекстом доставлял куда больше наслаждения, чем опера. Гилберт с удовольствием продолжил бы его в другом месте. Но…. Первый звонок ко второму акту призвал к порядку обоих. Прогулявшись по фойе, они вернулись в ложу с третьим звонком.
-С неотесанным мужланом куда проще, неправда ли? – мужчина провалил очередную попытку спутницы сократить расстояние. Он бы поверил, что каблук зацепился за порог или ковер, если б она ухватилась за спинку кресла или его руку, а Моник просто замерла на месте, потом приподняла юбку, демонстрируя в который раз кромку чулка и весьма грациозно высвободила каблучок. О да, эта женщина мастер, но и он не лыком шит.
-А мне казалось, это вам больше нравилось им быть, - она повернула голову, встречаясь с ним глазами.
-Предлагаю компромисс – мы оба получали выгоды и удовольствие от той ситуации, но не стоит увлекаться, много острого вредно, - он коснулся ее спины, направляя к креслу.
-Не так уж и остро, а может я просто не распробовала, - пожала она плечами, не собираясь двигаться.
-Какая жалость, учитывая, что возможности повторить не будет, - он протиснулся мимо нее к своему креслу. Если дама желает стоять – ее дело.
-А я не жалею. Еда из дорогих ресторанов, пусть и преснее, но привычнее и здоровее, - она все же прошла на свое место, едва задев бедром его пах.
-Не любите разнообразие?
-Люблю предсказуемость.
-А вы уверены, что по адресу?
-Время покажет, - бросила Моник, обращая взор на сцену.
Пока шло представление, Гилберт имел возможность продумать дальнейшие действия. Тащить ее за шторку нельзя, но и обижать безучастием не стоит. Не простит. А она и так его стараниями на пределе. Нахалом-работягой было быть проще – он не думал, а действовал.
-Возможно, вы правы, - прошептал он спутнице на ухо. - Гилл давно бы избавил вас от платья и, уложив на персидский ворс, вкусил то, что ему так отчаянно не предлагают.