Все девушки Рароии показались мне очень милыми; сильные и стройные, они имели слегка смуглую кожу и черты лица, почти европейские по типу. Две маленькие девочки, в частности, были почти точными копиями уличных красавиц, которых можно встретить в Севилье.
Когда пришло время уезжать, я зашел в единственный магазин в деревне, которым владел вождь, чтобы купить провизию, и начал с того, что заказал 5 фунтов риса. Я был удивлен, увидев, что обслуживавший меня туземец отмерил 10 фунтов. Когда я хотел его остановить, он с улыбкой сообщил мне, что это мне ничего не будет стоить. В этот момент вошел другой житель деревни, услышал, что сделал вождь, и заказал 20 фунтов риса, которые он вложил мне в руки. Отказаться было невозможно — это было бы смертельным оскорблением. Пришли другие туземцы и навязали мне все содержимое магазина. Мне с большим трудом удалось убедить их не делать этого и, вернувшись на борт, я немедленно отплыл и вскоре покинул опасный пролив, ведущий из этого гостеприимного атолла, чему способствовал отлив.
Остров Макемо находился почти в восьмидесяти милях от Рароиа. Мой курс туда пролегал между атоллами Нихиру и Таенга, расположенными в двадцати милях друг от друга и обозначенными на карте лишь приблизительно. Мне пришлось всю ночь внимательно наблюдать за окружающим пространством, я прошел между двумя атоллами, не видя их, и каждые два часа определял свое положение по звездам; условия для этого были исключительно благоприятными, и я использовал телескоп с небольшим увеличением, но большой светосилой. Я постоянно находился на палубе, напрягая слух, чтобы услышать шум прибоя, который в темноте был единственным признаком приближения атоллов. С закрепленным рулем «Файркрест» должен был следовать по курсу так же устойчиво, как пароход, потому что на рассвете восточная оконечность длинного острова Макемо находилась всего в пяти милях.
Проплыв несколько часов вдоль рифа, я прибыл напротив пролива Пуэхева, очень узкого прохода, вход в который еще более сложен, чем в Рароиа. Я мог видеть хижины деревни и каноэ туземцев, направлявшееся к «Файркресту». Ветер был слабый, и я уже прошел половину пролива, плывя по течению, когда произошло неожиданное. Каноэ подплыло к нам и, не дав мне возможности протестовать, два туземца прыгнули на борт. Это лишило меня удовольствия самостоятельно преодолеть опасный пролив; к их большому удивлению, я категорически отказался позволить им принимать какое-либо участие в управлении лодкой и сосредоточил все свое внимание на том, чтобы проложить путь через лабиринт коралловых скал, которые я так тщательно изучил на карте и чьи поэтические названия я знал наизусть. Проплывая мимо, я громко называл эти названия своим нежелательным пассажирам, которые были потрясены тем, что незнакомец знает их Рикирики, Упарари, Тутаекиоре и, наконец, Матарангамеха, возле которой я бросил якорь в месте, которое выбрал для себя. На расстоянии нескольких кабельтовых от моего якорного места находился небольшой причал, а среди деревьев на косе справа от входа были видны живописные хижины Пуэхева. Это был очаровательный вид — зеленые воды лагуны, такие чистые и прозрачные, белый коралловый берег и ярко-зеленые пальмы.
Возле пристани, казалось, царило значительное волнение; когда я вышел на берег, все население ждало меня, а вождь надел по этому случаю европейский костюм. Перед новым зданием, которое носило громкое название «Ратуша», была сложена большая пирамида из кокосовых орехов, которую вождь торжественно преподнес мне, пока туземцы гонялись за курицами для меня. Не любя присутствия этих птиц на борту «Файркреста», я отказался от них, но, видя разочарование дарителей, пошел на компромисс и принял одну. После этого один за другим подошли несколько мужчин с подарками в виде разноцветных ракушек и маленьких жемчужин. Здесь я вновь ощутил радушный прием, который оказывают незнакомцам первобытные народы, еще не испорченные контактами с цивилизацией.