– Моя. Я в ней сплю, – подтвердила его опасения Нита. – Купила в прошлом году, удобная и большая. Из-за тебя другую доставать придется.
– Спи без рубашки, зачем она тебе? – хрипло выдохнул Ларс, и Нита рассмеялась, как над хорошей шуткой.
Знала бы, что шуткой его слова не были… Просто вырвалось. Потому что представилось.
Несколько мгновений он стоял так, дурак дураком, пытаясь собраться и принять какое-то решение. Рациональная его часть злилась и предлагала постирать рубашку. Рациональной части не нравилась слишком бурная реакция на запах, и она предлагала решение проблемы. Рациональная часть была права. Только запах оказался сильнее. И осознание, что вещь касалась ее кожи, заставляло воображение рождать очень понятные, естественные, но неуместные картины.
Мысленно обозвав себя больным извращенцем и отмахнувшись от вопроса, бывают ли здоровые извращенцы, Ларс дождался, пока Нита отвернется, и быстро оделся. Порадовало, что и ему рубашка была великовата и прикрывала бедра.
Особой наблюдательностью ведьма не отличалась, пусть ничего не замечает и дальше. Да, он ничего не мог сделать со своей слишком острой реакцией на эту женщину, но можно ее хотя бы не демонстрировать. Во всяком случае постараться.
Жизнь стала бы гораздо проще, если бы Нита ответила на его порыв взаимностью, но Ларс не обольщался. Она называла его «малышом» и снисходительно трепала по волосам, воспринимала волчонком. Какая уж тут взаимность! При таком отношении скорее следовало ожидать насмешливого снисхождения и теоретического урока по половому воспитанию.
Ларс не терпел к себе снисхождения и не хотел быть предметом насмешек. Тем более по такому поводу.
Понять бы еще, отчего так сильно влечет к ней? Не просто же от отсутствия привычки к обществу волчиц! Что-то смутно вспоминалось из школьных уроков про связь привлекательности запаха с получением потомства, но потомство – последнее, что волновало Ларса в этой жизни, а ответа, как с этими ощущениями бороться, он из памяти так и не выудил.
Оставалось надеяться, что со временем он привыкнет и рубашка окажется кстати: регулярный прием малых доз яда в некоторых случаях помогает развить сопротивляемость, может, и здесь сработает так же.
Пока Ларс пытался разобраться в своих внутренних конфликтах, Нита вернулась к зельям. Эта часть быта перешла ей по наследству от наставницы. В юности волчица недолюбливала травы, считая возню с ними глупым занятием, но старая ведьма помогла увлечься. Сначала твердила про стабильный доход, а потом незаметно заразила своей любовью к зельям. Они у Ниты получались даже лучше, чем у наставницы: дар позволял вытянуть из трав то, что они не желали отдавать добровольно.
Некоторое время она молча орудовала пестиком в ступке, поглядывая на недовольного хмурого парня, потом заговорила:
– С твоей проблемой поступим так. Сейчас закончу с этим, и мы займемся описанием твоего проклятия. Перед поисками ключа стоит понять, как и когда оно начало действовать. А ты пока вспоминай.
– Что?
– Все. Когда начались первые спонтанные обороты, сколько их было, как протекали. Когда ты сделал татуировку. Как лечили в клане… Тебя же лечили? Ну вот. Зачем пошел делать татуировку. Какие были отношения в семье и со сверстниками начиная с первого оборота, что изменилось потом…
– Это обязательно? – Ларс ощутимо напрягся и ощетинился.
– Судя по твоей реакции – да. – Нита искоса смерила его задумчивым взглядом. Помолчала, но все-таки спросила: – Так плохо?
– Что?
– В клане. Судя по твоей реакции, отношения были… не очень.
– Нормальные отношения, – буркнул он. – Зачем тебе это?
– Я же говорила, – вздохнула Нита, – имаи живут небольшими общинами, для них отношения в семье – одна из самых важных вещей. Отношения с родными, с богами и следование собственному пути – три основы их общества. Татуировка наверняка связана с решением какой-то из них. Есть более мелкие ценности, но они и более сомнительные.
Жаль парня. Нита прекрасно помнила себя в его годы, и тогда это было больно. Сейчас мысли о родных тоже не вызывали никакого удовольствия, но хотя бы не причиняли мучений. А тогда…
Сложно принять, что ты в этой жизни никому не нужен. А подростку особенно тяжело, когда отворачиваются самые близкие. Когда Ниту выгнали из дома, формально она считалась взрослой, и ни единого голоса не прозвучало в ее защиту. Все слишком боялись кружащихся вокруг лазурниц, ее дара, ее самой. А младшая сестра и единственная подруга ничего не смогли сделать – кто послушает вчерашних волчат? Отец на уход старшей дочери смотрел равнодушно, мать отводила глаза, братья делали вид, что незнакомы с ней.