Именно в тот момент и звякает колокольчик над входной дверью, явно пытаясь доказать мне, насколько я не прав. Я немедленно узнаю этот плащ с потемневшими швами и старый синий вещевой матросский мешок. Постоянная покупательница. Она нервно стягивает капюшон и встряхивает коротко стриженными волосами. Я приветствую ее легким взмахом руки. Она отвечает улыбкой.
Я часто пытался познакомиться с этой таинственной покупательницей. Тщетно. Она вежливо улыбается, но не допускает никакой фамильярности. Я даже не знаю ее имени. Должен заметить, что всегда с трудом схожусь с людьми. Наверное, я домосед и слишком замкнутый человек. Ни одна из моих очень не многих подружек никогда не могла понять, почему я довольствуюсь тем, что зарабатываю на жизнь, продавая книги. Рано или поздно они начинали спрашивать себя — и неизбежно меня, — почему я не хочу путешествовать, учиться, делать карьеру, зарабатывать больше денег? На эти вопросы нет простых ответов. Большинство людей явно имеет определенную точку зрения на свободную волю: судьба (не важно, как вы это называете) или существует, или не существует. Не может быть ничего приблизительного, ничего промежуточного. Я нахожу эту гипотезу упрощенной. По моему мнению, судьба как ум, или красота, или группа крови + лимфоциты. У одних людей этого больше, чем у других, я же, например, страдаю дефицитом; я — продавец в книжном магазине, моя жизнь лишена сложностей и собственной сюжетной линии. Моей жизнью управляет притяжение книг. Слабое магнитное поле моей судьбы искажено тысячами судеб, более ярких и более интересных, чем моя собственная. Хотя, вероятно, это не очень привлекательная оценка моей ситуации, но, по крайней мере, меня нельзя обвинить в претенциозности.
Девушка расстегивает плащ, вытирает о свитер очки и направляется к компьютерному отделу. Прежде я никогда не видел, чтобы она интересовалась какими-либо отделами, кроме кулинарии или компьютеров. В первом отделе она покупает самые лучшие издания по рыбам и морепродуктам, во втором тихонько прячет книги под мышкой, за поясом, за спиной. Возможно, она считает компьютеры скверной привычкой. Я давно слежу за ней, но притворяюсь, что ничего не замечаю. Есть воры, с которыми предпочитаешь не терять связи.
Чтобы не мешать ей, я решаю прибраться в Бездне.
Каждый книготорговец лелеет любимое безнадежное дело. Мое включает приведение в порядок темной маленькой кладовки, куда предшественники десятилетиями сваливали не поддающиеся классификации книги (и, опасаясь схода лавины, быстренько захлопывали за собой дверь).
Эти завалы, которые пытались не замечать и разбор которых все время откладывали, стало одной из ипостастей магазина — его подсознанием, его тайным лицом, его отвратительным и хаотичным отстойником — одним словом, Бездной.
Уже четыре года, как я начал посвящать свободное время психоанализу этого невероятного места, что в реальности подразумевает раскапывание прохода сквозь пласты спрессованной бумаги. Дело продвигается медленно, поскольку я могу работать здесь, лишь когда в магазине нет покупателей. Более того, мне приходится ежегодно прерывать работу на три самых жарких месяца — с июня по август, поскольку толстый слой минеральной ваты, изолирующий этот бывший холодильник, делает пребывание в нем нестерпимым.
На двери неизвестный доброжелатель вырезал высокопарное предупреждение: «Оставь надежду всяк сюда входящий».
Затхлый воздух в кладовке пахнет теплой паклей. Я сижу на груде «Народных альманахов» и изучаю окрестности. Территория раскопок точно такая, какой я оставил ее в прошлом мае. Сохранилась даже маленькая желтая закладка, отмечающая стопку книг, над которой я работал. Я смотрю на корешки. Типичные тома, не поддающиеся классификации: «Атлас китов», «Каталог знакомых объектов», «Адресный справочник перспективных поэтов Унгавы». Как только я дотрагиваюсь до этой стопки, мне на голову сваливается связка старых карт из National Geographic.
Я рассматриваю их, потирая макушку. Конечно, я мог бы вложить каждую карту в соответствующий выпуск, но эта операция займет несколько дней — сомнительное использование моего времени, учитывая, что мы продаем National Geographic по двадцать пять центов за штуку, а — несмотря на смехотворную цену — за последние пять лет не продали ни одного журнала.
Я разворачиваю верхнюю карту. Это стереографическая проекция Карибского бассейна, озаглавленная «Миграции гарифуна». Гарифуна? Никогда о них не слышал. Судя по сложной сети путей, начинающихся в Южной Америке и Южной Африке, сходящихся на острове Сент-Винсент и Гренадины, снова поворачивающих к Ямайке и наконец накрывающих Центральную Америку множеством изгибов, петель и тупиков, они были великими путешественниками.