Прошло довольно много времени, прежде чем он вернулся. Лиз медленно открыла глаза, наблюдая, как он садится в машину.
– Ну что?
– Они не теряют надежды. – Голайтли завел мотор. – Они высказались в духе осторожного оптимизма.
– Это вы так считаете?
– Это они так считают. А они эксперты. Но они опасаются, что этот баклан может оказаться не единственным. Я сказал им, что проверю весь пляж. Хотите помочь?
– Да… по крайней мере… нет. Я не знаю… – Лиз вдруг задрожала.
Одна птица. Один баклан.
«Я слишком близко приняла это к сердцу. Это всего лишь птица. Что она значит в масштабе того, что происходит в мире?»
И внезапно слезы, которые она так долго сдерживала, ручьем полились из глаз, и она упала на сиденье, захлебываясь от рыданий.
Будто предчувствуя именно такую реакцию, он неожиданно свернул с дороги и остановился в каком-то лесочке.
Рыдания душили Лиз, слезы застилали глаза, но тут сильные руки обняли ее, жесткое плечо уперлось ей в щеку, а чистый мужской запах ее поразил.
Она хотела вырваться, но он ее не отпускал, а лишь отвел влажные спутанные волосы с ее лица.
– Тихо, тихо. Все будет хорошо.
Она послушалась, ее тело обмякло в его объятиях, и напряжение последних дней наконец-то нашло выход. Она больше не сдерживала слез. Это был катарсис, ритуальное очищение. Так она избавлялась от страха и горя.
Она слышала, какие издает звуки, – это были стоны раненого животного. Она чувствовала, как от рыданий напрягаются мышцы, но какое это имело значение? Все было правильно. Наверное, именно это ей и было нужно. А он все это время крепко ее обнимал. Под своим сжатым кулаком она ощущала биение его сердца.
Наконец буря стала стихать. Страшные болезненные рыдания перешли в тихий, почти безмолвный плач, а когда у нее больше не осталось сил плакать, она осталась сидеть, уткнувшись в грубую шерсть его свитера, – опустошенная и обессиленная.
Потом она медленно выпрямилась и стала искать в кармане платок. И только тогда она опомнилась.
А он, нахмурившись, отпустил ее и откинулся на спинку сиденья.
«О Господи! – подумала она. – Какой стыд! Почему ему непременно надо было стать свидетелем моей истерики?»
– Мне очень жаль, что так случилось. – Лиз высморкалась и промокнула слезы. – Но я… я была так рада за баклана. Вы, наверное, считаете меня полной дурой, да?
– Я думаю, вы лжете, – твердо заявил он.
Лиз окаменела:
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Уверен, что понимаете. Одна больная птица не виновата – и вы это прекрасно знаете. Лучше расскажите мне все. – Он протянул ей белоснежный носовой платок. – Можете вытереть этим лицо.
Лиз судорожно сглотнула.
– Послушайте. У меня была истерика, но вам незачем обо мне беспокоиться…
– Конечно, нет. – ласково отозвался он. – Я только что имел удовольствие наблюдать, как рвется на куски ваше сердце, а теперь, будучи ужасно неприятным и бесчувственным животным, я должен просто об этом забыть и отпустить вас на все четыре стороны. – Он покачал головой: – Не выйдет, леди! – Он немного помолчал, словно взвешивай свои слова. – Я понял, что у вас горе, еще в первый день, когда увидел вас на берегу. Похоже, вы пытались от чего-то убежать – а теперь это что-то вас настигло. Я прав?
Лиз вытерла лицо.
– Как вы узнали?
– Вы не принадлежите к какому-либо эксклюзивному клубу. Я сам член такого клуба.
Ей удалось улыбнуться дрожащими губами.
– Я слышала об этом.
– Разумеется. – Он снова помолчал. – Глупо было надеяться, что я долго смогу это скрывать, какие бы предосторожности ни предпринимал. – Он задумчиво потер свою бороду.
– Фамилия Смит не слишком убедительное прикрытие, – нерешительно заявила Лиз. – Если вам не нравится ваша настоящая фамилия, вы могли бы поменять ее на другую.
– Дело не в фамилии. Дело в воспоминаниях, связанных с ней.
У нее сжалось сердце, когда она поняла, что он имеет в виду свою умершую жену.
– Пройдет время, и вы с этим справитесь. Вы должны позволить себе погоревать. – Посмотрев на зажатый в руке белоснежный платок, она спросила: – Сколько лет было вашей жене, мистер Голайтли?
Он ответил не сразу, а ей не хотелось повторять вопрос: вдруг это вызовет у него вспышку необузданного гнева, свидетельницей которого она уже была.
Когда она наконец посмела поднять на него глаза, то увидела, что он пристально на нее смотрит. Но не сердито, а как-то смущенно.
– Я понимаю, – торопливо произнесла она, – вы, возможно, еще не готовы об этом говорить, но…
– Я бы с удовольствием поговорил о ней. Но ее не существует. Я не женат. И как вы меня назвали?
– Я назвала вас мистером Голайтли. Незачем испытывать неловкость из-за такой фамилии…
– Я и не испытываю. Потому что это не моя фамилия.
– Мне сказали в гостинице, кто вы. Вашу собаку зовут Рубен. Вы живете в бунгало. Нет смысла притворяться…
– Это дом моего крестного. И собака его. Он уехал, чтобы навестить свою дочь и ее мужа, а я присматриваю за домом и собакой. Крестного зовут Герберт Голайтли, а его жена неожиданно умерла несколько месяцев назад. Ваш информатор пропустил некоторые подробности.
– О Господи! – Лиз покраснела до корней волос. – Какая же я идиотка! О вас никто даже не упоминал.
– Я им за это благодарен. Они знают, что я стараюсь особенно не светиться. – Он протянул руку и осторожно взял мокрый платок, который она все это время мяла в руках. – Меня зовут Джуд Дэрроу. Возможно, вы слышали это имя.
– Нет, не припомню, – нахмурила она лоб.
– А где вы были последние несколько недель?
– За границей. Если быть точной – в лагере беженцев в Африке. Там я оказалась в самом центре страшной засухи и гражданской войны. Я… я вернулась всего несколько дней назад.
– Боже мой! Неудивительно, что вам захотелось сбежать.
– Это не из-за работы. – Она посмотрела на свои стиснутые руки. – Я жила с одним человеком. Вернувшись, я обнаружила совершенно случайно, что он нашел… сблизился с другой женщиной.
– Мне очень жаль. Если вы занимаетесь гуманитарной помощью, у вас остается мало времени на личную жизнь.
– Нет. Я не…
– Но если этот человек не был готов ждать… – В первый раз она увидела, что его взгляд потеплел. Он улыбнулся ей, и у Лиз перехватило дыхание. – Тогда он не стоит того, чтобы о нем думать, не говоря уж о том, чтобы так о нем убиваться.
– Виноват не только Марк. У меня иногда бывают стрессы. Вы сами только что видели.
– Забудьте. Все в прошлом. – Помолчав, он напомнил: – А вы себя не назвали.
– Думаю, вы уже сочинили мне парочку-другую имен.
– И даже больше. В основном таких, что не стоит произносить вслух. Но мне хочется узнать ваше настоящее имя.
Чуть поколебавшись, она выдохнула:
– Бет. – И уже более твердо добавила: – Бет Арнолд.
– Привет, Бет. – Длинными сильными пальцами он сжал ее руку. – Хорошо, что мы наконец познакомились. Могу я пригласить вас пообедать со мной сегодня?
Потрясенная его неожиданным предложением, она широко распахнула глаза.
Она, конечно, не могла принять приглашение по нескольким причинам. И самая главная среди них та, что она уезжает. Ей надо ехать дальше.
– Позвольте мне сказать иначе. Если я сбрею бороду и переоденусь во что-нибудь приличное, вы согласитесь со мной пообедать?
Она вдруг поняла, что улыбается ему, и, словно слыша себя со стороны, ответила:
– Спасибо, но я и так собиралась сказать «да».
Неужели это сказала она? Это она сказала?
– Отлично. Рискуя нарушить установившуюся между нами откровенность, могу ли я попросить вас никому не раскрывать моего настоящего имени? Поверьте, у меня есть на это причины.