Что же произошло? Что, черт возьми, произошло⁈
Он бесконечное количество раз нажал на кнопку домофона, не унимаясь до тех пор, пока в трубке не послышался тихий голос госпожи Минц.
— Это Дэниэл Этвуд, — сказал он хрипло, и с очевидным волнением. — Мне нужно увидеть Катрину. Она дома?
— Дома.
— Разрешите, я поднимусь?..
— Нет, — голос ее мамы звучал так жестко, что сразу было понятно — спорить бесполезно. — Я сейчас спущусь к вам…
Он облокотился на стену, затылком ощущая холод гранитной отделки. В висках стучало.
На удивление быстро лифт открылся, выпуская одетую в шерстяной домашний костюм Аделину Сергеевну. Увидев его, она отвела взгляд.
— Дэниэл, вы знаете, который час?
— Понятия не имею…
Она осмотрела его с головы до ног:
— Вы пьяны?
— Нет. Что с Катриной и почему я не могу увидеть ее?
— Катрина спит. У нее случился нервный срыв, я вызвала врача, и он прописал ей полный покой, — женщина многозначительно посмотрела на молодого человека. — Никаких волнующих разговоров, переживаний и потрясений, а тем более переездов.
— Что случилось? — Дэниэл подошел к ней вплотную. — Когда мы расставались, все было хорошо…
— Вы совершенно не знаете мою дочь, — отворачиваясь в сторону, недовольно произнесла она. — Ее психическое здоровье никогда не было стабильным. Катрина чрезмерно возбудимый и ранимый человек. А еще она чересчур инфантильна, но пытается изображать из себя зрелую девушку…
Дэниэл поморщился, чувствуя, как внутри вперемешку со жгучей болью, нарастает злость. Если эта женщина и правда мать Катрины, то что за жизнь была у его девочки все эти годы? Борьба за свою точку зрения, унижения, отсутствие веры и поддержки… Он не знал. Потому что Катрина старательно скрывала это, пытаясь быть сильной.
— Что вы с ней сделали? — хрипло произнес он, голос никак не хотел возвращаться к нему.
— Что⁈ Вы намекаете, что я довела свою дочь до нервного срыва⁈ Да кто вы такой, чтобы высказывать мне тут претензии⁈
— Я человек, который по-настоящему любит ее…
Женщина истерически захохотала:
— Дэниэл, хватит этого цирка, ну ей-богу! Уезжайте в Лондон и оставьте мою дочь в покое.
— Что мне сделать, чтобы вы поверили: я люблю Катрину и хочу быть с ней…
— Мне ничего от вас не нужно, — она передернула плечами. — Все дело в том, что у вас нет детей. Когда вы станете отцом, а ваша единственная дочь заведет непонятный роман с непонятным парнем, и жизнь поставит на эту интрижку, вот тогда и поговорим… а сейчас… Уезжайте, не создавайте проблем.
Аделина Сергеевна развернулась, чтобы вернуться к лифту.
— Я хочу увидеть Катрину.
— Да что же вы заладили одно и то же! Я не буду будить ее! Она под снотворным и сильными успокоительными!
— Могу я приехать завтра?
— Да нет же! — вскрикнула она.
Дэниэл смотрел в пустые и рассерженные сейчас глаза несчастной, обиженной жизнью женщины, срывающейся за свою несостоятельность на единственной дочери и до дрожи в уставших мышцах хотел забрать, вырвать, вытащить Катрину из этого ада!
— Я снова приду завтра…
— Не нужно. Когда Катрина проснется, я ей передам, что вы были здесь, а дальше пусть решает сама…
Женщина вошла в лифт, даже не бросив на него прощального взгляда.
Глава 37
Ему нужно было сделать хоть что-то, чтобы не сойти с ума в часы ожидания встречи с Катриной. Он писал одно за другим сообщения и отправлял на ее номер, чтобы никакие уговоры бессердечной матери не смогли изменить принятое ими обоими решение быть вместе. Больше всего на свете ему хотелось находиться сейчас рядом: обнимать ее сонную, уткнувшись в макушку и вдыхать самый любимый на свете запах — ее запах…
Под утро ему удалось ненадолго уснуть, но короткий и рваный сон только ухудшил состояние: к боли внутри добавилась еще и головная боль.
Кое-как собрав свои вещи, он сдал номер и поехал к Катрине. До самолета два часа. Только два часа… Достаточно ли этого, чтобы поговорить с Катриной и забрать ее? Дэниэл не знал. Нервы были натянуты до предела: усталость, страх остаться без нее, ограничение по времени… Если понадобится, он поменяет билеты, лишь бы все было не зря!
Такси свернуло на подъездную дорожку элитного ЖК, и его сердце замерло…
Катрина с трудом открыла глаза, пытаясь понять, где она находится и почему ей так плохо. Во рту пересохло, голова раскалывалась, тело было ватным и непослушным. Бетонной плитой на нее обрушились воспоминания вчерашнего вечера. С трудом она подняла руку и провела ею по лицу в какой-то надежде избавиться от них, но вместо этого почувствовала под ладонью вновь выступившие слезы…