- Всё!
И целиком отдал себя заводу.
Он любил людей, восхищался теми, кто, как и он, самоотверженно и одержимо отдавал себя труду, и не то что не любил, а просто не понимал таких, которые на подобное самозабвение оказывались неспособными.
Комсомольцем ушёл он на строительство Магнитки и с тех пор до самой войны возводил предприятия союзного значения, начиная с нулевого цикла и уходя только после сдачи государственной комиссии.
Многие наркомы знали его лично. Обращались к нему на «ты», как и он к ним. Но он считал, что имеет перед ними преимущество: они зависят от него, а он зависит только от себя самого - справится или не справится?
Долгие годы он кочевал с одного строительства на другое, как говорили чуть иронически, «с постоянной свитой». Но слово «свита» было неправильным по отношению к тем, с кем он за многие годы сработался, кому доверял как самому себе, знал, что они хоть и считаются с некоторыми крайностями его характера, но всегда в глаза скажут, в чем они с ним согласны, а в чем нет.
И когда соглашался с несоглашающимися из его «свиты», то произносил с той же угрожающей интонацией, с какой говорил ему самому нарком:
- Ну смотри тогда. Не справишься - партбилет положишь!
Только вот против главного конструктора Клочкова он был безоружен. Нет у того партбилета, и вообще спорить с ним трудно.
Как-то Клочков сказал ему задумчиво и рассеянно:
- Когда вы сидите во главе президиума на собрании, у вас такое выражение лица, словно вы не слушаете ораторов, а только принимаете от них рапорт.
- Ну и правильно! - отрубил Глухов. - Доложи, что плохо, без комментариев. Много рабочего времени на слова расходуем, непроизводительно. Время ораторов кончилось - давай дело говори, коротко и ясно.
Клочков бесцеремонно потянулся в кресле, вызывающе зевнул.
- После вас никакого воодушевления не испытываешь, а вот наш парторг ЦК человек увлекательный, зажигает.
- То есть как это от меня нет воодушевления? - возмутился Глухов. - А кто вас на Героя представил?
Действительно, когда сверху сообщили, что завод может представить кого-нибудь достойного на Героя и есть положительное мнение о нем, Глухове, он заявил:
- Нет уж! Если так - давайте Клочкову. У него эмоции и всякое такое творческое переживание. Мне его стимулировать надо на изделие Д-7-68. Не выдам изделия - мне же вы башку и оторвёте. Категорически прошу его кандидатуру поддержать!
И поддержали.
После опубликования указа Клочков пришёл к Глухову ошеломленный, растерянный, спросил подавленно:
- За что же это, Алексей Сидорович? За что?
- А я почем знаю? - буркнул Глухов, не отрывая глаз от бумаг. Добавил ехидно: - Значит, верят! Ждут безотлагательно Д-7-68. Выходит, в порядке аванса! - Поднял глаза, заявил свирепо: - А не справитесь в срок, не вам, а мне по шее! Такая вот у нас техника. Руководитель за всё и за всех в ответе.
Законы военного времени дали огромную и широко простирающуюся власть директору оборонного завода. Но не будь даже таких законов, само время войны повелительно на каждого, за что-либо ответственного, возложило высшую ответственность и право ею пользоваться, как и любому командиру на фронте. Ибо вся страна стала фронтом. И, как на фронте, приказ директора был равен директиве военачальника. И все понимали, что иначе быть не может, ибо цех был как бы продолжением позиций, на которых шли бои.
Война кончилась, нужно было с ходу переключаться на производство мирной продукции. Но трудность заключалась не только в перестройке всей технологической схемы производства. Не только в том, что значительная часть эвакуированных уезжала обратно на свои прежние заводы. Не только в том, что остающимся нужно было наладить быт не временной, а постоянной жизни по нормам довоенного времени. И даже не в том, что надо было переучивать рабочих многих специальностей на новый тип изделий. Конечно, правы те, кто требует, чтобы конструкторское бюро, лучшие его силы были направлены на создание новых, совершенных образцов сельскохозяйственных машин. Конечно, нехорошо после войны выпускать довоенные образцы. Кто этого не понимает? И то, что Клочков сейчас с воодушевлением возглавил работу над новой широкозахватной сеялкой, которая с точностью автомата будет высаживать на должную глубину каждое зернышко и на должной дистанции бережно для корней и экономично отсыпать строго определенную дозу удобрений, - это замечательно, нужно. Народ должен быть сытым. Победа должна быть во всем. Но...
Глухов, как и другие в стране люди, сквозь розовую зарю победы над гитлеровской Германией ощущал и другое, опасное, угрожающее. Он также знал, что скрап для мартенов, поступающий сейчас на завод, - это не только останки оружия, искалеченного, поврежденного в бою, но и наше, нестреляное, не повреждённое в боях, но отданное в металлолом оружие уже успевших устареть систем, и оно будет устаревать дальше.