Петрусь, бережно пряча фотографию, произнёс вполголоса:
- Отец тихий был, добрый, к людям ласковый и к животным тоже. Он в лесничестве служил, с ружьем никогда не ходил. Найдет в лесу подранка, принесёт домой и потом лечит. У нас всякая тварь зимовала, и даже кабанчика выходил. И уж куда зверь хуже волка, а за отцом ходил, как порося, и хрюкал, просил, чтобы почесал за ухом.
- Скучаешь по дому? - спросил Петухов.
- Наверно, - сказал Петрусь. - Только куда уж мне! Здесь оброднился. Я дом помню, а мои - нет. На двух языках свободно шпарят, как на своём родном, сдружились, сроднились, разве оторвешь! Теперь им здесь тоже своя родина. Да и родных там никого не осталось. Фашисты поубивали - кого за то, что партизанили, кого просто так, за то, что они люди советские. - Дернул плечом. - А здесь, что ж, вначале, конечно, жара, пустыня. Все люди разные, отовсюду. Вначале местные сильно помогли. Слова не все понимали, а по существу такие, как и мы, без лишних слов все ясно. ФЗУ, техникум, институт, ну и завод, конечно, - и получилось, что все мы через одно прошли и на одном деле оброднились. Вся разница, кто из какого цеха, у кого какая специальность, и уважение, кто как себя в деле показывает.
Завод эвакуированный теперь тут навсегда, и институт, и техникум, и много ещё чего. И правильно. Спасибо местным, был поселок. А теперь город, и он ещё лучше станет, иначе и быть не может. Как салют Победы в Москве, местные выходят на площадь, и трубы у них музыкальные, «карнаи» называются, здоровенные, как ствол зениток. И торжественно дудят в них. За десятки километров, даже в кишлаках слышно. Таким оркестром карнаев и отмечали по-своему, и даже русские, и украинцы, и мы, белорусы, выходили на них дудеть, и получалось не хуже, чем у местных. А потом даже стали так перевыполнение годовых планов отмечать перед митингом и после митинга. Очень у них звук торжественный! Как загудят карнаи, - значит, успех.
Спросил озабоченно:
- Ну как манты? Украинцы их мясными варениками называют, хвалят. Мы, как сошли с поезда, изголодавшиеся, нас местные честь по чести с флагами, со всякими почестями встретили, а мы увидели: на кошмах еда расставлена, - ну и, как лунатики, туда, даже совестно потом было. Нас, эвакуированных, даже отдельно сначала питали, чтобы не стеснялись, ели от пуза. Коров со степи согнали и верблюдов, чтобы детей восстановить, отощали некоторые, совсем слабые. Да много пораненных после бомбежки эшелонов. Из кишлаков фельдшера съехались лечить, на ноги ставить. Так что всякое было.
10
Как-то Гитманис грустно заметил: «У нас в цеху отсутствие баланса в численности мужчин и женщин. Повсюду так - не то чтобы матриархат, но все женщины в двойной упряжке - на работе и дома. Если по справедливости, то памятник Победы ставить надо не столько солдату, сколько его матери, жене. Они все на себе вынесли и не хуже вас, фронтовиков, выстояли».
Петухов решил провести совещание с работницами цеха, нечто вроде женского собрания. Среди них только две были членами партии.
Когда Петухов спрашивал лучших работниц, почему не вступили в партию, ему говорили изумленно:
- А мы и так с партией. Куда же больше? По тринадцать - четырнадцать часов в цеху, на сверхурочных, без отпусков все годы. У нас вон лозунг до сих пор висит: «В труде, как в бою». По пять - десять сменных заданий выполняли - это тебе что, не по-партийному?
- Ну всё-таки...
Его перебивали:
- Что «всё-таки»? Чтобы зарегистрироваться только? Перевыполнишь сменное задание, - значит, ты с партией, значит, полноценная. В фонд обороны на восемь танков собрали - вот наш партийный взнос, не какие-то твои три процента с заработка. На продуктовые карточки оставляли сколько надо, остальное - в фонд, на танк. Чего же записываться, когда мы с ней вместе заодно? И по общественной линии действовали. Обнаружили в столовой недовес. Разобрались - воруют. Мы всех воров к себе в цех: как, кто, почему? Ну, какие вдовы многодетные помаленьку тащили к себе в дом нутряное сало, мясо или ещё кое-что по мелочи, - поругали, покорили, но простили: мать для детей ворует, мы, выходит, сами в этом виноваты, недодумали, трогать такую нельзя. Директора за воротник: давай сады детские, школы на орсовский кошт ставь. Холостяков обложили - выстригать для многодетных часть талонов из их продуктовых карточек. А тех, которые ворованное на рынок сносили, выездным судом при всем заводском народе покарали, так им и надо.
У нас на заводе женская общественность сильная. Директор - генерал, а и то перед нами трепетал, как брали его в работу. А насчёт политики кому неясно? А то придёт докладчик, лепечет: «Все для фронта!» А мы почему из завода не выходили, омужичились? Все потому: все для фронта! У кого муж, у кого отец, у кого сын воюет. Чего ж тут просвещать-то?